Позже благочестивая родня не раз пожалеет об этом. А пока Долли благополучно подвизалась в Лос-Анджелесе третий месяц. Мартин — больше года.
Голливуд обманул обоих.
Впрочем, с Долли он вел себя довольно сносно. Агентов пленила ее хрупкая красота. К тому же девочка была неглупа, ухоженна, прилично одета. Ее охотно брали на пробы. А после… вежливо указывали на дверь. Красивых — и даже очень красивых — девушек в барах на Santa Monica хватало. Требовались способные.
Мартину было сложнее.
Люди обожают разглядывать в журналах пикантные фото знаменитостей, при этом мало кто симпатизирует папарацци. Надо ли говорить, что сами знаменитости их ненавидят. Иногда боятся. Но от этого ненавидят еще сильнее. И часто дают волю чувствам. Или рукам.
Голливуд — средоточие звезд.
Здесь они дома, на своей территории, в окружении себе подобных — и, значит, папарацци следует вести себя осмотрительно.
Мартину не везло.
Высокий рост и крупные черты лица обращали на себя внимание и хорошо запоминались. Его дважды жестоко били в «Helena» [43], хотя оба раза он был без аппаратуры.
Но главное — «золотой» кадр, на котором можно было бы прославиться и заработать, упорно не давался в руки.
Мартин Вэнн, без сомнения, обладал талантом, но это был талант художника, готового часами искать удачный ракурс, играть бликами света и штрихами теней.
Шальной азарт гончих псов ничуть не беспокоил его душу.
Вдобавок Мартин не любил рисковать. А рисковать приходилось постоянно.
Долли снова затошнило. Ощущение было такое, будто какая-то нечисть корежится в желудке, выворачивая его наизнанку. Молот в голове орудовал с дьявольской силой, норовя проломить череп изнутри. До-До застонала. Сжала виски руками.
Что-то маленькое, но тяжелое выпало из-под ладони, скользнуло по корсажу, звякнуло, булькнуло — и пропало.
— Дерьмо!
Бриллиантовая сережка стоимостью в миллион долларов исчезла в стоке.
Долли отодвинулась от унитаза.
Сняла вторую серьгу, повозилась, расстегивая колье на шее. Украшения на сумму двадцать миллионов долларов были взяты напрокат у Рона Уинстона.
Это была своего рода традиция Голливуда. Причем давняя. С той лишь разницей, что звезды прошлых лет арендовали драгоценности у старого Гарри Уинстона.
Теперь ими распоряжался сын.
Роскошное платье от дома Scherrer и горностаевая пелерина принадлежали, разумеется, ей.
Долли усмехнулась. Старый поганец Бэкуэлл из года в год включал ее в черный список самых безвкусных женщин планеты, но До-До не обижалась. Напротив. С той самой минуты, как Мартин усадил ее на грязный, покрытый трещинами и ржавыми потеками унитаз в своей крохотной квартирке в Бронсоне, главным козырем Долли, ее визитной карточкой, фирменным стилем стал эпатаж.