Брейер жестом указал на свежие букеты, лежащие на большинстве могил: «В этой стране смерти эти мертвые, а те, – он махнул рукой в сторону неухоженной заброшенной части кладбища, – те действительно мертвые. Никто не присматривает за их могилами, потому что никто из ныне живущих никогда не знал их. Они знают, что такое быть мертвым».
Наконец они добрались до цели. Брейер остановился перед большим участком, принадлежащим их семье, огороженным небольшой каменной изгородью. За ней находились два надгробных камня: небольшой вертикальный памятник, на котором было написано: «Адольф Брейер 1844-1874», и большая плоская серая мраморная плита, на которой были выбиты две надписи:
ЛЕОПОЛЬД БРЕЙЕР 1791-1872
Возлюбленный учитель и отец
Не забыт сыновьями
БЕРТА БРЕЙЕР 1818-1845
Возлюбленная жена и мать
Скончалась в расцвете молодости и красоты
Брейер взял каменную вазочку с мраморной плиты, вытащил оттуда засохшие цветы, привезенные в прошлом месяце, и аккуратно поместил в нее свежие цветы, полностью распустив бутоны. Положив по небольшому гладкому камешку на могильную плиту родителей и памятник брата, он склонил голову и стоял, погруженный в молчание.
Ницше, уважая одиночество Брейера, вышел на дорожку и пошел вдоль вереницы гранитных и мраморных могильных камней. Вскоре он добрался до владений богатых венских евреев – Голдсмитов, Гомперцов, Олтманов, Вертеймеров, которые в смерти, как и при жизни, стремились слиться с венским христианским обществом. Большие мавзолеи, под крышами которых лежали целые семьи, вход в которые был закрыт массивной, сваренной из железа решеткой, увитой железными же виноградными лозами, охраняли искусно выполненные траурные статуи. Потом он увидел массивные памятники, на которых стояли не зависящие от вероисповедания ангелы; их протянутые руки умоляли, как представлял себе Ницше, о внимании и памяти.
Десять минут спустя с ним поравнялся Брейер: «Вас было легко найти, Фридрих. Я слышал ваше бормотание».
«Я развлекаюсь сочинением скверных стишков во время прогулки. Вот послушайте, – сказал он, когда Брейер зашагал с ним в ногу, – мое последнее творение:
Хоть ни видеть, ни слышать не могут камни,
Каждый тихонько плачет: «Меня запомни. Меня запомни».
И, не дожидаясь ответа Брейера, спросил: «Кто был этот Адольф, третий Брейер, лежащий с вашими родителями?»
«Адольф был моим единственным братом. Он умер восемь лет назад. Моя мать, как мне сказали, умерла, рожая его. Бабушка переехала в наш дом, чтобы заниматься нашим воспитанием, но она давно умерла. Теперь, – тихо сказал Брейер, – их больше нет в живых, и на очереди я».