Брейер впал в отчаяние, но быстро взял себя в руки. Нет! Отгоняй прочь все эти мысли! Ницше прав: долг, собственность, преданность, самоотверженность, доброта – эти наркотики, которые убаюкивают, усыпляют, погружают в такой глубокий сон, что человек просыпается только в самом конце своей жизни, если, конечно, вообще просыпается. И открывает он глаза только затем, чтобы увидеть, что он никогда не жил по-настоящему.
«У меня есть только одна жизнь, жизнь, которая может повторяться вечно. Я не хочу вечно сожалеть о том, что я потерял себя, стараясь исполнить свой долг по отношению к детям.
У меня появился шанс построить новую жизнь на пепелище старой! Когда я сделаю это, я найду способ добраться до своих детей. Меня больше не будет тиранить Матильда со своими воззрениями на социально дозволенное! Кто может не позволить отцу видеться с детьми? Я превращусь в топор. Я прорублю себе путь к ним, прорвусь к ним! А сейчас помоги им господь. Я ничего не могу сделать. Я тону и сначала должен спастись сам.
А Матильда? Фридрих говорит, что единственный способ спасти наш брак – это расторгнуть его! «Лучше разрушить брак, чем позволить ему разрушить себя!» Может, Матильда тоже стала жертвой нашего брака. Может, ей будет без меня лучше. Может, она была такой же пленницей, как и я. Лу Саломе сказала бы так. Как это у нее было: что она никогда не позволит себе попасть в рабство чужих слабостей? Может, мое отсутствие станет для Матильды долгожданным освобождением!»
Он добрался до Констанц поздно вечером. Брейер переночевал в скромном привокзальном отеле; пора было, сказал он себе, привыкать ко второму и третьему классу условий жизни. Утром он нанял карету до Крузлингена, санатория Бельвью. По прибытии он сообщил директору, Роберту Бинсвангеру, что в Женеву его привел неожиданный запрос о консультации. Он оказался достаточно близко к Бельвью, чтобы проведать свою бывшую пациентку, фройлен Паппенгейм.
В просьбе Брейера не было ничего необычного: его имя было хорошо известно в Бельвью, он был давним другом прежнего директора, недавно скончавшегося Людвига Бинсвангера-старшего. Доктор Бинсвангер предложил послать за фройлен Паппенгейм немедленно: «Она сейчас гуляет со своим новым врачом, доктором Даркиным. Они обсуждают ее состояние». Бинсвангер встал и подошел к окну: «Вон там, в саду, вы можете увидеть их отсюда». – «Нет, нет, доктор Бинсвангер, не мешайте им. Я совершенно уверен, что ничто не может быть важнее сеансов общения доктора и пациента. Тем более солнце сегодня такое великолепное: последнее время в Вене я почти совсем не видел солнца. Если вы не возражаете, я подожду ее в саду. Мне, к тому же, было бы интересно оценить состояние фройлен Папенхайм, особенно как она ходит, со стороны».