— Я вернулся, — нервно зашептал Хромин, — конечно, я вернулся! Я же не знал, в какую сторону идти, и решил, что лучше рискнуть и потратить полминуты, чем потом полдня. Ты же видела, я подошел, а он уже дохлый! И я побежал.
— А я побежала за тобой. Но поскольку на мне были туфли…
— А белого ты видела? Белая фигура, ломившаяся через виноградник? Ты ее успела разглядеть?
— Поскольку на мне были туфли, то я сразу отстала от тебя, но сняла их и продолжала бежать. Потому что ты мой муж!
— Минуточку! — перебил ее Хромин. — Что значит «потому что»? А если бы я не был твоим мужем?
— Во-первых, я не знаю, какие у вас на свадьбах обряды и традиции…
— Что ты мне плетешь? — возмутился Хромин. — Что ты мне на уши вешаешь? Ты что же, хочешь сказать, я прирезал этого римлянина, а ты, мол, все равно за мной босиком, потому что у нас, у русских, традиция на свадьбе прирезать, предварительно обмотав скотчем, джигита, пришедшего в гости? Ты соображаешь, что мелешь? Ты фильтруешь базар?
— Иди ко мне, — ответила Айшат универсальной фразой, последним женским аргументом во всех дискуссиях, развертывающихся в постели. Вариант того же аргумента («Не прикасайся ко мне»), к счастью, не употребляется между молодоженами.
Снаружи, в стеблях плюща, увивающих фасад непрезентабельного постоялого двора, послышался шорох, и напряженные нервы Хромина мигом усадили его на постели торчком:
— Это еще что?
— Дождь, — успокоительно проворковала Айшат, гладя его по спине, усеянной веснушками, как у всех светлоглазых блондинов. — Или зверек какой запутался.
— Дождь кончился, — пробормотал санинспектор, укладываясь на постель и гадая, отчего чешутся ноги: из-за шерстяного одеяла или по вине тех, кто в нем живет. Последние двадцать лет отучили Диму по укусу определять в темноте вид кровососущего паразита. В Санкт-Петербурге уже десять лет нет клопов. Их съели тараканы. — А зверькам надо бы спать, утро уже.
— Это ночной зверек, — утешала его, укладывая обратно в кровать путем активного оглаживания, молодая и незваная жена. — Это летучая мышка. Или ему не спится, как нам. Как сказал ваш великий поэт: «Не спит с крылом подбитым птица, летя к земле…»
— Было бы нелепо, — хмыкнул Дмитрий, слегка расслабляясь, — если бы она спала. Это кто, Тютчев, что ли?
— Юрий Энтин, — игриво шепнула ему на ухо Айшат, — музыка Шаинского.
Ночной зверек за окном, с хрустом оборвав ветку плюща, издал хриплое проклятие. Вниз посыпались мелкие камушки.
— Летучая крыска, — мрачно сказал Хромин.
— Дядя Салим? — осторожно предположила Айшат.
— Сколько раз тебе говорить…