Черт возьми, как же он ее обидел. От этого его глаза стали еще холоднее, на губах появилась усмешка. Его мучило ужасное, тяжелое чувство вины. Но Квинн спрятал его за привычной маской.
Когда он сделал несколько шагов в сторону Мередит, она еще полнее прижалась к стене. Квинн заметил в ее глазах искры гнева и обиды. Ее застывшая поза выражала яростное презрение. Он улыбнулся слабой, кривой, мрачной улыбкой, значение которой невозможно было расшифровать. Мередит Ситон была исключительна. Она была действительно замечательной девушкой.
Он сел и взял ее за руку, держа достаточно крепко, чтобы она не могла вырваться, хотя и старалась.
— Эта картина, — сказал он, кивая на радугу на стене, — была куплена в лавке, в Цинциннати. — Он увидел, как ее глаза расширились от нехорошего предчувствия. — Это была, — продолжал он тем же ровным тоном, — станция одной железной дороги. — Он почувствовал, что ее пальцы впились в его руку.
— Я пытался найти художника, — продолжал он, так как реакции от нее не последовало, — потому что эта работа совершенно… исключительна. — Мередит побледнела, и если у него и оставались сомнения, то сейчас они исчезли. — Я хотел найти его, чтобы купить еще какие-нибудь его картины, и сказать ему, как хорошо он рисует. Я говорю вам это сейчас, Мередит.
Мередит пристально смотрела на него. В его лице было какое-то напряжение, которого она не могла объяснить.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Я видел лису на рисунке в домике некоего Пастора. Он один из моих друзей. — Квинн говорил, тщательно подбирая слова, надеясь, что она все подтвердит.
Мередит пристально смотрела в его глаза, больше не далекие, но, напротив, полные понимания и сожаления, которое пронзило ее насквозь.
— Так же, как и Элиас Спрейг, — мягко продолжал он. Ее спина была по-прежнему напряжена, глаза смотрели настороженно, а руки все еще старались освободиться. — К черту все, Мередит, — сказал он, ощущая боль оттого, что она не доверяет ему. Он сжал ее запястье, требуя согласия.
Если бы он обнял ее, если бы сказал те слова, что она так хотела услышать, она бы с радостью кинулась к нему. Но ничего подобного он не сказал, и она решила, что Квинн занимался с ней любовью только для того, чтобы выяснить то, что ему было нужно, а не потому, что испытывал к ней какие бы то ни было чувства. Не любовь, а чувство вины смягчило его голос.
Внезапно Мередит поняла, что ненавидит его.
— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала она холодно и резко. — Да, я рисую, но я не знаю никакого… как вы сказали? М. — кто? — прежде, чем он ответил, она продолжила: — А я хочу вернуться в Новый Орлеан. Вы можете высадить меня в Натчезе. Я скажу, что меня похитили, но я убежала. Не хочу видеть вашего брата опозоренным.