— Кривой Спиридон! — ахнул Олег Иваныч. — Бот уж, поистине, неисповедимы пути Господни! Как же ты тут оказался, пес? Говори, коль уж начал.
— Слово-то помнишь, боярин?
— Не забыл, не забыл, не сомневайся.
А оказался в здешних краях Спиридон не просто так. Бежал, в колдовстве обвиненный. Серьезнейшее, по тем временам, дело, даже на Ставрову заступу надежды не было. Хотя… Может, к тому делу Ставр-то и приложил руку — слишком уж много знал одноглазый корчемщик. Поступить так — вполне в духе Ставра, вполне… В общем, видала одна баба, будто летала над Тихвинским посадом корова — ревела, аки медведь, а полетав — на двор Спиридона спустилась. Еще и зелье у Кривого нашли, и письмена ведовские. Как ни божился он, что зелье-то — для крепости винной, а письмена — долговые расписки, не поверили. Схватили владычным именем да кинули в поруб. Там же, на посаде Тихвинском. Да вот цепь-то ржавой оказалась. Придушил Спиридон стражника — да ноги в руки. Леса окрестные знал — не раз с кистенем по большой Кузьминской дорожке хаживал. Только на сей раз туда не подался — опасался Ставровых. В Новгород пробрался, да на лодью, матросом. Как раз к сентябрю дело было. На последнюю навигацию успел. По пути пираты встретились. Хорн ван Зельде. Купцы шведские, чья лодья была, биться не решились, восемь частей товара отдали, да были отпущены с честью. Часть команды с пиратами порешила остаться — те еще были людишки, матросы-то — с ними и Кривой Спиридон. За зиму малехо насобачился по-немецки шпрехать, умом да хитростью авторитет себе создал. Вот и был в Ревель на разведку заслан. Тут и словил его Олег Иваныч! Спросил, как выслушал:
— Так что с Олексой-то?
— Нет уж давно в живых Олексы-ушкуйника, — Спиридон пожал плечами. — То наверняка ведаю!
— Может, сам и убил?
— Что ты, что ты, боярин! Прости, Господи…
Зря божился Кривой Спиридон, не боясь Бога. Это ведь он и убил Олексу, по прямому приказу Ставра. Воткнул нож в шею. Про то не признался сейчас Олегу, ну, и того, что порассказал, хватит. Зато про честное слово не забыл напомнить.
— Какое еще тебе честное слово? — возмутился Олег Иваныч, однако, мечом ремни на руках разрубив, пнул ногой одноглазого да напутствовал сердечно: — Пшел отсель, пес!
Обрадованный Спиридон не заставил себя долго упрашивать — враз побежал к морю, в малиновых кустах скрылся.
Олег Иваныч, меч в ножны вложив, в город побрел устало. Пока шел — думал. Пережевывал полученную информацию. Да о Софье все больше вспоминалось. Первую встречу с нею, в Тихвинском храме Успения, Спиридон нехотя напомнил, появлением своим одним, духом тихвинским. В длинном черном покрывале, в черных же, ниспадающих до самой земли одеждах, с бледным красивым лицом и большими золотисто-карими глазами, стояла тогда Софья в храме, показалась она тогда Олегу Иванычу словно сошедшей с иконы. И как он смотрел на нее, не отрываясь, и как Софья вдруг что-то почувствовала, обернулась, встретившись взглядом с Олегом. Тот аж вздрогнул тогда, словно провалился в омут золотистых глаз боярыни… Эх, Софья, Софья…