— Даже сторожей не выставили, раззявы, — беззлобно сплюнул Олег Иваныч и вдруг почувствовал шеей острое жало копья.
— А ну-тко, поворотись, паря, — грозно приказали сзади, — да меч свой брось… только медленно!
Делать нечего, коль уж так глупо влип. Олег Иваныч медленно, как приказали, «поворотился». Перед ним стояли двое в рясах, один с копьем, другой с самострелом. Стояли грамотно: тот, что с копьем, — напротив, с самострелом — чуть левее. Линия выстрела не перекрывалась, а что может сделать самострел, Олег уже хорошо себе представлял. Кольчуга точно не спасет. Однако куда ж делся Тимоха? Да и вообще, почему он от него бежал, да еще с такой прытью? Ведь вполне мог остановиться, вытащить меч — и тогда еще неизвестно, кто кого. Значит, было куда бежать?
— Кто таков? — вопросил старичок, буравя Олега внимательными, глубоко посаженными глазками. Да и не таким уж он и старичком оказался, при ближайшем рассмотрении — седобород, это верно, однако жилист, ловок, ухватист — огреет посохом — мало не покажется точно!
— Завойский Олег Иваныч, софийский служилый человек, — вспомнив Гришаню, уверенно отрекомендовался майор. «Софийский служилый человек» — это должно было вызывать уважение в здешних местах, полностью принадлежащих новгородской церкви, сиречь — Софийскому (на местном наречии — Софейскому) дому. Сам глава Новгородской церкви — архиепископ — являлся важным должностным лицом — определял не только духовные дела, но и всю внешнюю политику Новгорода, а также являлся председателем суда. Высок был и престиж его подчиненных — воинов, чиновников, писцов — «служилых людей софийских».
Реакция «старичка», однако, оказалась весьма неожиданной: выронив посох, тот вдруг упер руки в бока… и засмеялся, высоко запрокинув голову и тряся жиденькой бороденкой. Да не просто засмеялся, а, точнее будет сказано, — заржал, как сивый мерин. Ему, поначалу несмело, а затем все громче, вторили служки и воины, даже те, кто таскал с лодей тюки.
Пленник, не зная пока, как воспринимать таковую вот оценку себя любимого, тоже натянуто улыбнулся.
— Что лыбишься, пес? — резко прекратив смех, строгим голосом осведомился седобородый. — Ежели ты софийский, так почему ж я, Феофилакт-игумен, про тебя доселе не ведал, а?
— Так и я про тебя не ведал, — пожал плечами несколько обидевшийся Олег. — Подумаешь, игумен. Видали мы таких игуменов. Ни от кого про тебя не слышал, ни от Гришани, отрока софийского, ни от этого… Варсонофия-ключника.
Феофилакт задумчиво почесал бородку, помолчал и осведомился, откуда Олег Иваныч знает Варсонофия и Гришаню?