— Ишь, лыбится, нехристь. Может, ножичком его? Тебе чего надо-то, паря?
Еще шире заулыбался Иттымат, глаза еще уже стали. Замахал руками:
— Гости, гости.
— Гляди-ко, Олелька. Вроде в гости зовет.
— Гости, гости! — закивал Иттымат, призывно кивая на нарты.
— И вправду поехать, что ли?
— Что ты, дядька Матоня! — испуганно замахал руками Олелька Гнус. — Чай, сожрет еще, кто их, самоедов, знает?
Матоня усмехнулся. Частенько они вдвоем хаживали за водицей. Не потому, что так нравилось таскать тяжелую бадью — просто так вольней говорить было. Не зря таскал воду Матоня — согласно кивал Олелька в ответ на его разговоры. И правда, мол, не дело в дальние страны тащиться — деньги да шкуры, да рыбий зуб есть — чего еще надо? По весне б и домой. Только вот побаивался Олелька корабли поджигать — а ну, как попадешься? Куда потом бежать-то? В тундру? О том и Матоня думал. Да ничего пока не придумывалось.
А Иттымат между тем кланялся все ниже да приговаривал — гости, гости.
— Гости твои далеко ли?
— Нет, нет, совсем рядом. Вон за сопкой, в лесочке моя яранга.
— Ага. Вас там, поди, с дюжину.
— Нет, нет. Один я.
Матоня переглянулся с Олелькой и махнул рукой.
— А бадью куда девать, дядька Матоня? Тут оставить — враз украдут, потом наищешься.
— С собой возьмем. Грузи в сани. Да воду-то сперва вылей!
На чистом, усыпанном желтыми звездами небе ярко светила луна. Над замерзшей равниной реки играли палево-изумрудные сполохи.
Иттымат, сидя на теплых шкурах в своей яранге, угощал гостей толченой олениной и странным горьковатым напитком — горячим и жирным.
— Чай, чай! — прихлебывая, пояснял он. — Хоросе! Так, говорите, не продадут мне железных ножиков?
— Неча и пытаться. Сами по весне в поход собрались.
— Жаль, жаль. Много шкурок получили бы. Да и вот…
Иттымат вытащил из-под шкуры небольшой золотой самородок.
Матоня с Олелькой аж глаза выпучили:
— Покажь! И много у тебя таких?
— Да есть, однако.
— Тогда так, Иттымат. — Матоня с видимым сожалением передал самородок обратно хозяину. — Вижу, хороший ты человек. Потому — поможем тебе, достанем и железных ножиков, и иного чего, что попросишь. Только сам в острог не ходи — воевода приказал всех пришлых людишек хватать да рубить голову без разбора.
— Бай!
— Вот тебе и «вай». Давай задаток покуда. Вон, хоть те шкурки.
— А железный ножик?
— Да я тебе свой отдам! На, владей, не жалко.
Иттымат с поклоном взял протянутый Матоней нож, попробовал пальцем остроту лезвия и довольно зацокал языком.
Они расстались друзьями, вполне довольные друг другом. Только Олелька Гнус на обратном пути недоуменно посматривал на Матоню.