Можно подумать, что в те годы, когда женился мой папаня, испанские девушки набожного поведения рядами стояли в СССР вдоль дорог и размахивали флажками с надписями: «Casase conmigo, рог Dios!» [Женитесь на мне, ради Бога!]
Я думаю, что тогда мама и решила, что никуда не поедет, останется в России. Хотя все как один говорили ей, что надо уезжать из этой ужасной России, где, как они слышали, нечего есть и невероятная преступность. Ей обещали помочь устроиться здесь, в Испании. И я думаю, они не врали. Они хотели сделать ей добро. Они жаждали заполучить ее душу в свои руки.
Но мама умирала от желания вернуться скорее в свою родную ужасную Россию. Ее не радовало ничто - ни магазины, ни архитектура древних городов, ни мрачное мартовское море, ни даже подарки, которыми нас завалили.
Она вернулась домой и была совершенно права. Мои испанские католики свели бы ее в могилу так же быстро, как и отца.
Со мной они не справились. Со мной сам Дьявол не справился, куда уж там каким-то старым тетям и дядям.
А мне Испания понравилась. Я все-таки увидел настоящую Испанию, несмотря на бесконечные похороны и бесконечный дождь.
– Дорогой мальчик, - сказал мне однажды вечером дядя Энрико. Он сидел в кресле и держал меня за руку, кисть его была покрыта желтой пергаментной кожей в коричневых старческих пятнах. - Ты можешь приехать в Испанию. Можешь жить здесь, даже получить гражданство. Я помогу тебе в этом. Твой покойный двоюродный дед Освальдо Эскобар Гомес много сделал для этой страны. К тебе отнесутся благосклонно. Ты можешь написать в документах, что ты испанец и католик?
– Там и так написано, что я испанец и католик, дядя Энрико, - ответил я. Я боялся дышать, чтобы не спугнуть удачу. В тот момент я был готов быть евреем и мусульманином одновременно, лишь бы не сорвалось.
– Ты можешь жить в нашем доме, пока не определишься. Ты знаешь, мы с тетей Кларитой одиноки… Бог не дал нам детей.
Я качал головой, и благодарил, и говорил на ломаном испанском языке о том, что все в руке Божьей. Пожалуй, я даже не слишком лицемерил. Я вдруг резко ощутил свою испанскую половинку. В первый раз. И мне не хотелось терять ее снова.
Пожалуй, судьбу мою решил даже не дядя Энрико. Ее решил один из моих хрен-знает-скольки-юродных испанских братьев. Зовут его Эмилио.
Он старше меня всего лет на пять. Он был самым молодым из родни, присутствующей на похоронах, и, конечно, сразу мне понравился: Такой невысокий, на полголовы ниже меня, худощавый, черненький. В модерновом пиджачке - то ли от Армани, то ли из секондхэнд - понять трудно по причине помятости. Лицо красивое, типичное испанское. Интеллигентное лицо. Очки в тонкой металлической оправе. Иногда Эмилио носит контактные линзы, но обычно недолго - он теряет их или портит по пьянке.