– Нет. Но в последние недели я стала какой-то… Более чувствительной, что ли. Я не читала мысли, но чувствовала, о чем думают люди. И я слышала твой зов, Мигель. Слышала издалека. Я говорила тебе об этом.
– Надо идти. - Я помог Феррере подняться на ноги. - Лурдес, как ты думаешь, куда мы должны идти сейчас? Что ты чувствуешь на этот счет?
– Туда… - Лурдес махнула рукой. - Надо идти к выходу. Они ждут нас там.
– Кто - они?
– Не знаю. Но они ждут. Мы задерживаемся.
– Тогда вперед. Нужно спешить.
Джунгли пропустили нас. Казалось, они испугались чего-то нового, появившегося в наших душах - того, о чем мы и сами не знали. Может быть, у Эль Дьябло закончился запас уловок? Или он заманивал нас в новую ловушку, еще более страшную? У нас не было выхода - нас ждали там, впереди, и мы шли вперед. Медленно, потому что силы наши были на исходе. Вместо сил пришла боль.
Сколько времени мы пробирались сквозь Джунгли? Мне показалось, что минут двадцать. Лурдес потом утверждала, что это заняло не меньше трех часов. Феррера плел что-то про то, что мы шли чуть ли не полдня, и даже останавливались, и поймали кролика, и жарили его на костре. Каждый из нас воспринимал время по-своему. И стрелки на наших часах крутились с разной скоростью - на моем «Ориенте» с треснутым стеклом, на маленьких изящных часиках Лурдес и на шикарных швейцарских «Raimond Weil» Габриэля Ферреры, золотых часах с четырьмя циферблатами. Время вело себя здесь странно - так же, как и все в этом странном дьявольском мире. Время то сгущалось до осязаемой плотности, и можно было дотронуться до него рукой, брести в нем наощупь, как в утреннем промозглом тумане, то разжижалось до полной призрачности, превращалось в бесконечность и вообще прекращало существовать. Мы брели куда-то, и каждый раз, когда мы начинали новый шаг, одна наша нога оставалась в нашем мире, а другая нога шагала в мир Дьявола. Мы еще не горели в аду, но чувствовали, как жар его опаляет наши обветренные лица.
Не могу сказать, что мне было страшно, - я уже сжег свой страх, переварил его, сжился с ним, как с привычной болезнью. Я чувствовал только оцепенение и боль в стертых ногах.
Потом я обнаружил, что мы вышли из Джунглей и идем по Античному Риму. Еще недавно ухоженный, теперь он напоминал Рим тех времен, когда германское племя вандалов захватило его. Я видел огонь, пожирающий крыши древних домов, видел толпы людей, мечущихся в ужасе. Огромные варвары были одеты в меховые безрукавки и полотняные штаны, вши копошились в их рыжих бородах. Они охотились на людей, как на свиней. Они с хохотом вытаскивали за волосы красивых римских женщин, красивых римских мальчиков, насиловали их, а потом отрубали головы. Мы брели по щиколотку в крови. Я видел, как вандалы с дикарской радостью крушат дубинами мраморные статуи, как изящные руки и головы античных богинь падают в лужи крови и разбиваются на куски. Я видел, как сам вандальский король Гейзерих, восседая на черном коне, кричал, размахивая мечом: «Во имя истинной веры, смерть Папе и проклятым католикам!»[ Католический Рим был захвачен и разграблен в 455 г. германским племенем вандалов, которые приплыли на кораблях из северной Африки, где тогда существовало вандальское королевство. Вандалы в то время проповедовали христианство, но не в форме католичества, а в виде арианскои ереси (по имени александрийского проповедника Ария).]