Однако еще в 1932 году в газете «Советская Сибирь» сообщалось о том, что у подножия Кузнецкого Алатау обнаружен потухший вулкан.
По берегам небольшого озера, находившегося неподалеку от села, были якобы разбросаны куски застывшей лавы. «Не является ли озеро кратером вулкана?» — высказывалось предположение в газетной статье.
Академик Обручев отверг эту гипотезу. Действительно, подземный огонь обжег горные породы и шлаки, найденные корреспондентом «Советской Сибири». Но это был не вулканический огонь.
Под озером залегали пласты каменного угля. Когда-то здесь бушевал подземный пожар. Горел уголь. Горючие газы вырывались на поверхность и вспыхивали гигантскими факелами. Издали они напоминали огненные языки, вздымающиеся над вершиной вулкана.
Затем на месте выгоревшего пласта образовались пустоты, произошло обрушение земли. В гигантской котловине начала скопляться дождевая вода, образовалось озеро.
— Да, это подходит. До ужаса подходит, — пробормотал я, озираясь.
— Почему до ужаса?
— Ведь уголь уже прогорел.
— Пласт выгорает медленно. Очень может быть, что оазис просто ушел от нас на два-три перехода. Туда, где залегают другие пласты, на которые перекинулся огонь…
— Ну что ж, товарищи? — сказал Савчук, вставая. — Быстренько поедим и снова в путь?
Но мне не терпелось хоть краешком глаза взглянуть: что ж там впереди? Лиза и Савчук принялись кашеварить у костра, а я отправился на рекогносцировку.
— Ружье захвати! — крикнула вдогонку Лиза.
Я показал ей свою централку, которую держал под мышкой. Не приходилось пренебрегать такими предосторожностями, помня о внимании, которым удостаивали нас загадочные обитатели оазиса.
Ущелье делало крутые зигзаги.
Река монотонно позванивала галькой где-то рядом, теряясь по временам среди высоких скал.
Я с огорчением подумал о том, что лодку придется оставить в «преддверии» оазиса и продолжать путешествие пешком. Это будет нелегко. Но ведь оазис, если он все же существует, находится где-то очень близко, совсем рядом. Не может быть, чтобы нам, даже по такой трудной дороге, пришлось добираться туда больше суток.
И вдруг, перебравшись на четвереньках через очередную осыпь, я увидел за поворотом долгожданный лес.
Но это был какой-то причудливый, траурный лес.
Здесь главным образом была невысокая — в рост человека — лиственница. По длинным, свешивавшимся с деревьев «бородам», по прядям черновато-серого мха и лишайника можно было догадаться, что передо мною почтенные старцы древесного мира.
Приблизясь, я убедился в том, что это больше чем старцы — это трупы деревьев.