Да, надо было спешить! Скоро тундра поплывет.
Наперегонки с оленями побегут быстрые шумные ручьи, растает снег, вздуются реки, преградят дорогу к горам. Надо спешить, чтобы переправиться через Большую Балахну и не застрять на полпути!
Я написал: «По утрам, выходя из чума», но ведь утра у нас уже нет, как нет и вечеров и полудней: солнце перестало заходить — кружит и кружит по небу.
Бел ночи трудно. Нервы напряжены, взбудоражены. Сплошной день, который тянется много суток, утомляет. Поэтому наш режим изменен. Спим, когда солнце высоко на небе. Возобновляем путешествие, когда солнце начинает опускаться к черте горизонта. И снежный наст в это время лучше, крепче.
Сон летом в тундре краток. Спим, как птицы, всего по три-четыре часа.
Отсыпаемся только во время пурги. Тогда аргиш прекращает свое движение, нганасаны проворно разбивают чумы и укрываются в них.
Очередная пурга встретила нас неподалеку от Большой Балахны.
Чум сотрясается от порывов ветра — того и гляди, сорвет его и унесет к черту на рога. По туго натянутым на колья оленьим шкурам барабанит снег. Не помогли старательным старичкам в калошах их заклинания — не удалось проскочить к озеру без неприятностей.
Снежные смерчики пляшут передо мной на полу. Снежная пыль набилась в чум. Значит, Савчук, по своей обычной рассеянности, неплотно прикрыл дверь.
Вдруг в сумятицу снежного шторма ворвалась новая, не очень громкая, но настойчивая нота. Чириканье? Неужели?!
Савчук до половины вылез из спального мешка, как медведь из логова, прислушался. На добром, обветренном лице его медленно проступала улыбка. Она делалась все шире и шире.
— Весна! Поздравляю, Алексей Петрович! Прилетела весна!
Савчук показал вверх. Под остроконечным сводом сидела малюсенькая белая птичка и вопросительно смотрела на нас. Это пуночка, вестница таймырской весны, — самая ранняя пташка, обгоняющая остальных перелетных птиц.
Тундра встретила ее негостеприимно — пургой. Укрыться от непогоды на ровной местности негде. Вот пуночка и влетела в наш чум.
Сейчас она уже успокоилась и деловито чистила клювом взъерошенные перышки, изредка косясь на нас. Затем благосклонно приняла предложенное этнографом угощение — крошки от московских сушек, знаменитых «хлебных консервов».
Да, это весна! Добралась и до наших мест, до самой северной оконечности Европейско-азиатского материка…
А следом за пуночкой прилетела Лиза!..
Не усидела-таки на реке Виви, как ни крепилась.
Это было, впрочем, в ее характере: стремительном, порывистом, решительном. Каждое наше волнующее сообщение по радио (в адрес Института этнографии) подстегивало ее нетерпение, выводило из себя, попросту мучило. И вот, вымолив разрешение у своего непосредственного начальника по геологоразведочной партии, а потом обменявшись радиограммами с Москвой, она быстро собралась и перемахнула на самолете из эвенкийской тайги в таймырскую тундру.