С треском ломая жиденький венский стул, лейтенант Ямагато рухнул на пол без сознания. Из фляги, которую он не успел завинтить, на пол, булькая, вытекала русская водка…
Губницкий не изменил позы, продолжая тянуть руку, в которой он держал личные показания Исполатова.
Челюсть его начала отвисать, как у покойника. Вместо лица образовалась серая гипсовая маска смерти.
Дело было сделано!
Исполатов только сейчас передернул затвор, досылая в карабине патрон до боевого места. По улице прошли японские солдаты, имея оружие на ремнях, и остановились напротив камчатского правления, о чем-то оживленно беседуя. Не выпуская их из своего поля зрения, Исполатов начал творить суд праведный:
— Ты, сволочь паршивая, имел неосторожность назвать меня и других ополченцев бандитами… Будешь извиняться?
— Бу-бу-бу, — выбили зубы предателя.
— Не торопись. Произнеси отчетливее. Получилось новое словообразование:
— Дубаду.
— Поднатужься и скажи точнее.
— Бу-ду, — выговорил Губницкий.
— Молодец, — похвалил его траппер. — Теперь перестань тянуть ко мне свою грязную лапу. Возьми мои показания и сожри их с выражением такого удовольствия, будто ты, поганец, находишься в лучшем ресторане Парижа, допустим у «Максима»!
Вот этого Губницкий не ожидал:
— Ка-ка-ка-как?
— А вот так… Разжуй и проглоти, смакуя. Губницкий не мог на это решиться. Зрачок карабина пополз кверху, нащупывая сердце.
— Сейчас у тебя аппетит разыграется… Жри!
Исполатов досмотрел до конца, пока все листы его показаний не исчезли в желудке мистера Губницкого.
— Я спокоен, — сказал траппер, — теперь до вечера ты не захочешь кушать. — Он кивнул на окно, в котором виднелись головы японских солдат. — Мне лень заниматься бухгалтерией. Подсчитай, сколько там собралось этих шмакодявцев?
— Четырнадцать, — ответил Губницкий.
— И пятнадцатый — часовой на крыльце… Так вот, — сделал вывод траппер, — лейтенант Ямагато очухается еще не скоро, а со всеми вами я сейчас быстро разделаюсь.
Губницкий брякнулся перед ним на колени:
— Что угодно… ничего не пожалею… все отдам!
— Дурак ты, — тихо сказал Исполатов.
— Только не убивайте… умоляю…
Дулом карабина траппер показал на самурая:
— Этого скомороха я сам и взял в плен, убить его — нарушить кодекс военной чести. А что касается твоей персоны, то я… Чего ты вдруг стал дышать, будто гармошка не в порядке?
— Астма.
— Это хорошая болезнь. От нее и сдохнешь. Гуд бай!
Он шагнул в полутьму сеней, без промедления сразил выстрелом часового, силуэт которого четко вырисовывался на светлом фоне дверей. Убитый солдат еще падал, а его оружие уже перешло в руки Исполатова.