Извините, что подаю левую руку, правую-то мне вчера казенником пришибло малость! — Этот офицер показался Андрею искателен: он так вежливо заглядывал поручику в физиономию, что тот даже смутился; но лицо у майора Потресова было доброе, глаза виноватые, и почему-то его было жалко.
А вот капитан Ефрем Штоквиц, лежавший на тахте, забросанный газетами и журналами, не понравился Андрею: корректно сух, рука — брр!
— влажная от пота, а взгляд поднимает откуда-то снизу — тяжело и медленно, словно трехпудовую гирю.
— Очень приятно, — без всякой любезности сказал Штоквиц и неожиданно предложил: — Не хотите ли стакан лафиту? — Однако по всему было видно, что появление Карабанова его мало заинтересовало.
Прапорщик Вадим Латышев — невзрачный прыщеватый юноша с бронзовой цепочкой от часов, перекинутой поверх заношенного донельзя армейского сюртука. «Видать, очень беден, в чем-то даже глубоко несчастен, наверное, — так сразу же подумал о нем Карабанов, — а может, и болен чем-нибудь…»
Потом на Карабанова, откуда-то из угла офицерской казармы, двинулась волосатая гора, еще издали протягивая громадную клешню, всю в коросте черных, заскорузлых мужицких мозолей.
— Ватнин… Назар Минаич, — прогудела эта гора, словно из глубокой шахты. — Назар Ватнин я, вот кто! А по званию моему — есаул… Ну, да и ты — сотник казачий, так давай я тебя поцелую, поручик!
Он легко подхватил Карабанова за локти и, под общий смех, ткнул его лицом в свою бородищу.
— В губы, — смеялся есаул, — в губы целуй! ..
Радостно удивленный, Карабанов еще не успел оглядеться, а денщики уже убирали со стола карты и книги, ставили кувшины с вином, разносили закуски.
— Грешным делом, — признался Карабанов, — я не откажусь от угощения, ибо чертовски голоден. И вообще должен сознаться, что от самого Петербурга все катится как-то кувырком.
— Так вы из Петербурга? — удивились вокруг; даже Штоквиц отбросил «Тифлисские ведомости», внимательно оглядел Карабанова.
— Да, прямо из Петербурга.
— А где служили? — спросил Некрасов.
— В лейб-гвардии кавалергардском. В самом веселом полку, господа! .. Телохранители царствующих особ, мы сохранили для себя лишь одну добродетель: беречь себя в трезвом виде только для парадов!
— О-о, и… Если так, то простите за нескромный вопрос, — полюбопытствовал Штоквиц, вставая с тахты. — Каким же образом вы оказались здесь, коли гвардия еще не выступала из столицы?
И почему на вас этот казачий мундир?
— Судьба, — отмахнулся Карабанов.
— Ну, если только судьба, — понимающе подмигнул ему Некрасов, — то наплюйте этой судьбе в ее длинную противную бороду.