— Все это весьма заманчиво, — спокойно ответил Сивицкий. — Я слышал о госпитале миссис Уоррен: он обставлен прекрасно, коек всего тридцать… К тому же и женщины, как ты говоришь.
С моем возрасте JTO все заманчиво. Но… А что? — вдруг полюбопытствовал он. — Мною вашего народу дохнет в Баязете?
— Много. А теперь ингилиз удрал. Совсем больной осман ходит… Иди лечить! Большой человек будешь. Тебе скучно не будет. Франк есть, герман есть…
— Да я не об этом беспокоюсь, — продолжал Сивицкий, — мне одному не справиться. А вот согласится ли мой ординатор со мною пойти — этого я и не знаю!
— Пойдет, — засмеялся лазутчик. — Почему не пойти?
— Спросить надо…
— Так иди — спрашивать будешь…
— Погоди немного, спешить некуда…
Сивицкий посидел еще, докурив до конца трубку, потом крикнул:
— Эй, мортусы!
Вошли два здоровенных парня-солдата, уроженцы Вологодской губернии.
— Скрутите его, — велел Сивицкий.
Лазутчика бил сначала Штоквиц, потом устал и передал его Ватнину, который добивался только одного — узнать, что с Дениской.
Хаджи-Джамал-бек даже не пикнул, продолжая уверять, что с Дениской он расстался на перевале.
Ватнин озверел и схватился за нож, но его оттащили в сторону, и Некрасов, непривычный к таким сценам, сказал:
— Послушайте, господа, может быть, все это предложение капитану Сивицкому следует рассматривать как шутку?
Пришла пора озвереть Штоквицу, и он так наорал на штабскапитана, пользуясь правами коменданта крепости, что Юрий Тимофеевич поверил, что тут не до шуток.
— Черг с вами, — сказал он, — делайте с ним что хотите, я вмешиваться не буду…
Некрасов ушел. Ватнин сказал:
— Убьем заразу!
— Иох, иох, алайсен тарих-тугул, — попросил о пощаде лазутчик.
— Балла, валла, — отказал ему в этом Ватнин.
Сивицкий, сгорбленный и постаревший, поднялся.
— Всю жизнь, — сказал он, — я лечил людей. Никогда не испытывал желания сделать человеку больно, а тем более убить его. И оружие мне всегда свербило ладони… И сейчас я не возьму оружия в руки! Пойдем, подлец, и я спущу тебя к твоим собратьям. Все вы одинаковы…
Врач вывел его на крышу. Уже светало.
— Посмотри вниз, — велел Сивицкий, — там догнивают твои друзья… Прыгай к ним, прямо в объятия гурий!
— Табак мой курил, — сказал лазутчик.
— И докурю. Не выброшу. Он мне нужен.
Ударом ноги врач сбросил предателя в пропасть.
— А-а-а-а… — замер внизу вопль, и послышался шлепок тела о камни…
В показаниях баязетцев, которые дошли до нас, говорится, что Хаджи-Джамал-бек не расшибся до конца и долго еще судорожно шевелился внизу, словно недобитая гадюка. Тогда «один из офицеров, чисто из человеколюбия, выстрелом покончил его страдания»; имени этого офицера мы не знаем.