— Ну… за его благочестивое поведение и величественную внешность он прозвал его святым Антонием.
— А ежедневник Бралля гласит, — радостно улыбнулся генерал, — что в день убийства сделавший запись ожидал визита святого Антония. Ко всему прочему Робертс сказал, что Мастерсон собиралась писать отзыв на Миллера. Но из всех ее коллег в Венеции об этом знали лишь двое: она сама и Ван Хеттерен. Мастерсон не хотела об этом распространяться. Откуда же такие сведения у Робертса? Ответ один: он видел копию письма Бралля Мастерсон на его письменном столе в Балазуке.
Что произошло во время их встречи во Франции, восстановить, конечно, невозможно. Скорее всего Бралль обвинил Робертса в непрофессиональном поведении и ради спасения комитета пригрозил вывести на чистую воду. Он был убит так, чтобы могло показаться, что с ним расправилась старость. Только таким способом можно было заставить его хранить молчание. А Робертс, видимо, посчитал, что старик так или иначе вскоре умрет.
За этим заявлением последовал всеобщий вздох. Так, значит, это Робертс! Как только подозрение, которое до этого падало на всех, сфокусировалось на мертвеце, атмосфера в комнате заметно разрядилась. Казалось, только Ван Хеттерен сознавал трагическую меру последних событий.
— Когда Робертс возвращается в Венецию, он убежден, что дальше все пойдет как по маслу, — продолжал Боттандо. — Бралль исчез с горизонта, и не было никаких свидетельств того, что Мастерсон с ним общалась. Но потом Робертс заимствует у нее книгу и находит в ней билет до Санкт-Галлена. Он знал, что Мастерсон работала над миланским полотном, а затем обнаруживает, что она ездила в Падую. И тут масло в огонь добавляет Ван Хеттерен: он заявляет, что Луиза намерена переделать текст своей работы, и добавляет, что она произведет эффект настоящей сенсации. Робертс понимает, что это будет за сенсация — нечто такое, что не имеет никакого отношения к анализу мазков Тициана в ранний период его творчества.
У Робертса на момент убийства Мастерсон безукоризненное алиби: он приобретает билеты в оперу в последний момент перед спектаклем. И еще: Робертс не мог украсть картины маркизы.
В этот момент в глубине комнаты возникла суета: в дверях появились Боволо и еще один полицейский. На губах комиссара играла довольная улыбка, и генерал встревожился: такие люди, как его венецианский коллега, беспричинно не радуются.
— Часто утверждается, что одно убийство ведет к другому, — заключил Боттандо, в душе надеясь, что все не так уж скверно. — Но в нашем случае этого не случилось. Робертс оказался слишком осторожным, чтобы испытывать судьбу во второй раз.