— Я вам с удовольствием покажу.
Она привела Флавию в большую комнату с каменным полом, которая служила кухней, прачечной, столовой и гостиной. В одном углу стоял телевизор, в другом — пианино. Рядом — стиральная машина, очень старая, почти музейный экспонат. Большая корзина, полная белья.
— Непрерывная стирка, — пояснила Елена. — Сами понимаете, дети.
— Сколько их у вас?
—Двое. Вы, наверное, подумали, что детей не меньше восьми, но уверяю вас, двоих вполне достаточно, чтобы обеспечить беспорядок. О том, чтобы все лежало на своих местах и одежда была чистая, я мечтаю примерно так же, как верующие о вечной жизни в раю. Ясно, что этого никогда не будет, но приятно надеяться, что где-то там такое существует.
Елена махнула Флавии, чтобы она садилась за стол, и принялась варить кофе.
— Мне сейчас вспомнилась английская поговорка, — произнесла она, возвращаясь с кофейником и чашками. — Старость начинается, когда все полицейские на улице кажутся молодыми.
— Это вроде как комплимент для меня, — отозвалась Флавия. — Но в данный момент молодой я себя не ощущаю.
Елена внимательно в нее вгляделась и кивнула:
— Неудивительно. — Она помолчала. — Полагаю, у меня нет возможности избежать ваших вопросов.
— Вы правы. Но я не отниму у вас много времени. Тем более что полиция вам не очень докучает. Верно?
— Могли бы и больше. Но ведь я не расскажу ничего нового.
— Уверена, расскажете. Речь пойдет о недавних событиях.
— Я не выезжала отсюда больше месяца.
— А гости?
— Я их не поощряю.
— Телефонные звонки?
— У меня нет телефона.
— Письма?
— Только счета. Послушайте, почему бы не спросить прямо? Было бы больше пользы.
— Хорошо. Маурицио Саббатини. Глаза Елены расширились.
— Мне следовало бы догадаться. Во что на сей раз вляпался этот мошенник?
— В алебастр. Он утонул в чане с алебастром.
Елена вздрогнула.
— Вот оно что… — Несколько секунд она терла нос, словно пытаясь сдержать слезы. — Это был мошенник. Понимаете? Фальшивый до мозга костей. Искренний как таракан и надежный как земляной червь. Я не видела его десять лет и не желала бы видеть до конца жизни, но все равно потрясена его смертью. Вы это можете объяснить?
— С ним ушла часть вашего прошлого?
— Он был речистый и раскованный.
— Я ведь о нем почти ничего не знаю. Пожалуйста, расскажите.
— Он был веселый. Пересмешник. Веселился, даже когда грабил банк. Считал это очень забавным. И смешил всех остальных. Управляющий банка и тот не удержался от смеха. Он приходил на сходки, где серьезно обсуждали проблемы диктатуры пролетариата, и через полчаса все надрывали животы от хохота. Он ничего не воспринимал серьезно.