Они прогуливались мимо мрачных статуй, воплотивших в крупнозернистом мраморе мужской идеал Муссолини. Доссони оказался полным мужчиной, который почему-то этого не осознавал, видимо, по-прежнему полагая себя молодым и спортивным. Двигался по-мальчишески, размашистым шагом, отчего подрагивали щеки, а на лбу скапливались капельки пота. Воротничок сорочки не сходился на шее.
— Итак, — произнес он, — вы намерены потребовать, чтобы я раскрыл свои источники?
— Нет.
— Тогда чего вы хотите?
— Маурицио Саббатини ваш знакомый. Верно?
Доссони усмехнулся:
— Глупо было бы отрицать. Уверен, вы откопали в каком-то досье.
— Вы такого же низкого мнения о нем, как и остальные?
Доссони задумался, затем отрицательно покачал головой:
— Нет. Кое-какие качества я в нем всегда ценил.
— Например?
— То, что он не был таким дураком, как другие. Наше ядро составляли человек двести, а всего нас было около двух тысяч. Студенты. Мы искренне надеялись свергнуть капитализм. А Маурицио ходил и посмеивался. Порой вставлял реплики, что сделать это не так легко. Мы с важным видом дискутировали на темы революции, а он играл в свои маленькие игры. И в результате оказался прав. Он любил посмеяться.
— А потом перестал.
Доссони кивнул:
— Да. Вы знаете почему.
— Он исчезает из виду почти на двадцать лет, — продолжила Флавия, — и вдруг выдает свой коронный трюк. Вы должны были обеспечить его пиаром. Я права?
— Да. Он заявил, что собирается вызвать большой переполох, как в старые времена. Заклеймить позором лицемерие государства и так далее. Я по-прежнему питал к нему симпатию, но его подход за двадцать лет не изменился. Маурицию остался дешевым памфлетистом.
— Но в печати информация не появилась. Почему?
— Я ждал от него доказательств, что это не пустое бахвальство. Он рассказал мне о картине. Я позвонил вам, и вы ответили, что ничего не знаете. Значит, солгали.
— Пришлось.
— Потом он позвонил через некоторое время и попросил в пятницу собрать публику на холме Яниколо. Обещал сенсацию.
— Вы представляли, что он имел в виду?
— Нет. Маурицио хотел, чтобы собралась толпа рядом со статуей жены Гарибальди. Женщина на коне обводит взором город. Но что именно будет наблюдать публика, не уточнил. Я заявил, что и пальцем не пошевелю, пока он не сообщит, в чем дело. Маурицио ответил, что не может, это опасно. Предложил просто поверить на слово, что у него есть все ингредиенты, чтобы устроить взрыв, который потрясет всю страну.
Доссони ненадолго замолчал.
— Поверить ему… Как бы не так. Я сказал, что очень хорошо помню все его прежние шутки, и он положил трубку. Вернее, швырнул. Или с силой надавил на кнопку, если говорил по мобильному.