Приглядевшись к лежавшему, Корбьер ахнул и воскликнул:
— Фаулер! Черт бы побрал этого пропойцу! Так-то он выполняет свои обязанности. Господь свидетель, я заставлю его пожалеть об этом.
Он захватил пятерней жесткую шевелюру и гневно потряс парня, но решительно ничего не добился — тот лишь всхрапнул пару раз погромче, приоткрыл на миг остекленелые глаза и что-то промычал, умолкнув, как только его бесцеремонно уронили на землю.
— Подумать только, — возмущался Корбьер, — этот пьяный бездельник мой… мой сокольничий и арбалетчик Турстан Фаулер. — Он пнул спящего сапогом в ребро, впрочем, не очень сильно, и махнул рукой. Что толку? — Этот остолоп не скоро придет в себя, но уж, когда очнется, горько пожалеет о своем непослушании. Признаться, я с удовольствием окунул бы его в реку, чтобы прохладился. Ведь я строго-настрого заказал ему покидать пределы аббатства, а он мало того, что болтался невесть где, еще и напился как свинья, стоило мне выйти за ворота. Боже милостивый, ну и вонища. Какой дряни он налакался?
— Одно несомненно, — заметил Хью, — этот парень не в том состоянии, чтобы на своих ногах добраться до постели. Раз он ваш человек, вам и решать, как с ним поступить. Но я бы не советовал оставлять его здесь на ночь. К утру начисто оберут — и без штанов останется. Здесь по ночам шляется всякий сброд, ни одна ярмарка без этого не обходится.
Иво отступил на шаг и с отвращением уставился на пьяного слугу.
— Если вы позволите мне взять пару ваших стражников да прихватить здесь какую-нибудь доску, мы отнесем этого пропойцу в обитель и зашвырнем в одну из тех келий, куда сажают проштрафившихся братьев. Пусть-ка проспится на каменном полу, это будет ему добрым уроком за такое свинство. А завтра весь день ему придется просидеть впроголодь, авось это его образумит. А нет, так в другой раз я с него шкуру спущу.
Спящего взгромоздили на доску и понесли. Всю дорогу он безмятежно храпел, отчего с трудом тащивших его стражников так и подмывало швырнуть бедолагу оземь. Кадфаэль, Берингар и прочие невесело смотрели вслед этой процессии. Искали-то они купца, а нашли какого-то пьяницу.
— Эй, глянь-ка, — шепнул Родри ап Хув на ухо Кадфаэлю. — Эан из Шотвика высунулся. Не утерпел, решил потихоньку посмотреть, что здесь творится.
Кадфаэль обернулся и увидел, что в притулившейся у стены дощатой палатке приоткрылось окошко и оттуда высунулась голова, резко очерченная в бледном свете ночи. Монах успел приметить лишь нос с горбинкой и обманчиво узкие, покатые плечи, но тут окошко бесшумно затворилось и перчаточник пропал из виду.