— Моя вина, моя вина! — шептал несчастный Марк, ощупывая, не сломаны ли кости. — Я не знал, что он спит, и резко разбудил его. Я думал, он идет ко мне…
Мэриет лежал в обмороке, не реагируя ни на что. Похоже, обошлось без переломов, но могли быть растяжения, и рана на голове сильно кровоточила. Чтобы как можно меньше тормошить его, с чердака принесли матрас и положили здесь же, в сарае; тут Мэриета не станут беспокоить остальные обитатели приюта. Голову пострадавшего обмыли и перевязали, а потом его осторожно уложили, укрыв сверху еще накидкой, потому что на ощупь он был очень холодным — результат раны и ушибов. Лицо Мэриета под повязкой оставалось бледным, но хранило такое выражение отрешенности и спокойствия, какого Марк у своего друга никогда еще не видел. Боль, терзавшая душу юноши в последние часы, казалось, отступила.
— Теперь идите спать, — сказал Марк своим озабоченным помощникам, — сейчас ничего больше сделать нельзя. Я посижу с ним. Если нужно будет, я позову.
Он снял нагар с фитиля, чтобы светильник горел ровно, и остаток ночи просидел у ложа Мэриета. Мэриет не двигался и не произнес ни слова, только дыхание его стало более ровным и спокойным: обморок перешел в сон. Но в лице по-прежнему не было ни кровинки. Лишь перед самым рассветом, после заутрени, губы Мэриета зашевелились, а ресницы дрогнули, как будто он хотел открыть глаза, но не хватало сил. Марк отер ему лицо и смочил дергавшиеся губы водой с вином.
— Лежи тихо, — проговорил он, гладя Мэриета по щеке. — Это я, Марк. Ни о чем не тревожься, ты здесь со мной, в безопасности.
Он не знал точно, что вкладывал в эти слова. Они звучали как обещание бесконечного блаженства, а какое право имел он, Марк, брать на себя такое? И все же эти слова невольно сорвались у него с языка.
Веки Мэриета с трудом приподнялись, какое-то мгновение борясь с собственной тяжестью; зеленые, полные отчаяния глаза открылись, и в них отразился свет лампы. По телу юноши прошла дрожь. Он с трудом проговорил пересохшими губами:
— Я должен идти… Я должен сказать… Пусти меня!
Рука, мягко надавившая ему на грудь, пресекла попытку встать. Мэриет лежал беспомощный и дрожал.
— Я должен идти! Помоги мне!
— Тебе никуда не нужно идти, — произнес Марк, наклоняясь над другом. — Если ты хочешь что-нибудь передать, скажи мне и лежи спокойно. Я все точно исполню. Ты упал, тебе нужен покой и сон.
— Это ты… — проговорил Мэриет со вздохом. — Марк, человек, которого схватили… за убийство священника, секретаря епископа… я должен сказать… Я должен пойти к Берингару…