Кристина выглядела очень серьезной, но лицо ее светилось. Теперь запутанный узел можно было развязать так, чтобы никто не остался в обиде.
— Это правда, — ответил Кадфаэль. — Но ты пока что не очень-то надейся, так как еще неизвестно, удастся ли Элису сосватать девушку, в которую он влюбился. Тудур, наверное, рассказал тебе, что она обвиняет Элиса в убийстве своего отца?
— А он действительно любит эту девушку? Тогда он ко мне не вернется — не важно, добьется он ее или нет. Он никогда меня не любил. Я подошла бы ему не лучше любой другой девушки моего возраста и положения, — сказала Кристина, красноречиво пожав плечами и снисходительно скривив губы. — Я для него была лишь девочкой, с которой он вместе вырос. А вот теперь, — добавила она с чувством, — он знает, что такое любовь. Видит Бог, я желаю ему счастья и надеюсь, что буду счастлива сама.
— Проводи меня до конюшни, — предложил Кадфаэль. — Мы можем поговорить — у нас есть несколько минут. Я еду с Хью Берингаром, как только его люди позавтракают, а лошади отдохнут. И мне еще нужно побеседовать с Овейном Гуинеддским и Эйноном аб Ителем. Пойдем, ты расскажешь, что у вас с Элиудом. Как-то раз, увидев вас вместе, я превратно все истолковал.
Кристина охотно пошла с Кадфаэлем по направлению к конюшне. Жемчужный свет зари, начинавший переходить в розовый, озарял лицо девушки, голос ее звучал безмятежно.
— Я любила Элиуда, еще не зная, что такое любовь. Все, что я испытывала, — это невыносимая боль: ведь я не могла находиться вдали от него, и всюду следовала за ним, а он меня прогонял, не хотел видеть и слышать. Я была обещана Элису, а тот так много значил для Элиуда, что он ни за что не пожелал бы того, что принадлежало его брату. Я была тогда слишком молода и не знала — чем сильнее он меня отталкивает, тем сильнее желает. Но, осознав, что именно меня мучает, я поняла, что и Элиуд ежечасно испытывает ту же боль.
— Ты совершенно уверена в нем… — сказал Кадфаэль, скорее утверждая, нежели спрашивая.
— Уверена. С тех пор как я осознала это, я пытаюсь заставить Элиуда признаться. Но чем больше я настаиваю, тем упорнее он не желает говорить на эту тему и тем сильнее желает меня. Я говорю правду. Когда Элис уехал и попал в плен, мне показалось, что я почти завоевала Элиуда и заставила признать, что он любит меня. Он почти что согласился попытаться вместе со мной расторгнуть эту помолвку и самому просить моей руки, но потом его послали заложником, и все пошло прахом. А теперь Элис разрубил этот узел и освободил всех нас.
— Пока еще рано говорить о свободе, — серьезным тоном предостерег ее Кадфаэль. — Элис и Элиуд в затруднительном положении, да и все мы тоже. И так будет, пока не откроется правда о смерти шерифа.