Вечером, зайдя ко мне выкурить сигару, Осбарт рассказал все подробности этого происшествия.
— Мы их очистили, не убив ни одного человека, — говорил он, — славная была потеха! Мы взяли более пятидесяти тысяч фунтов, и Блэк очень доволен этим, так как, говоря правду, среди команды завелся какой-то недобрый дух. А вы еще раздразнили их сегодня утром своим неуместным вмешательством! Что же касается Блэка, то я, право, перестаю его понимать: я никогда не видел человека, который мог бы сказать ему то, что вы ему сказали, и после того остался бы в живых. Советую вам, однако, не показываться некоторое время на палубе, так как наши люди просто убьют вас. Нам и так уже пришлось поставить часового к дверям вашей каюты, так как Блэк опасался, что они, вопреки его строжайшему запрету, ворвутся к вам и учинят расправу.
— А вы, как видно, совершаете на этот раз прибыльный поход! — заметил я.
— Да, и это довольно любопытно: ведь все кругом кишит военными судами! Разве вы не чувствуете, с какой скоростью мы идем? Надеюсь, что они увидят только наши пятки и на этот раз и, быть может, еще много раз до первого числа будущего месяца, хотя Карл уже снова ворчит и беспокоится из-за нехватки жира: эти газовые машины требуют постоянной и обильной смазки, так что если мы завтра не встретимся с нашим маленьким винтовым пароходом, то дела наши плохи!
После этого разговора целых три дня доктор не заходил ко мне, но я видел из окна каюты рано утром следующего дня, что пароход нагнал нас, и из этого заключил, что недостаток смазки более уже не грозит нам.
На другие сутки после разгрома «Беллоники» мы остановили уже третье судно, и хотя я ничего не мог видеть, так как вся борьба происходила с правого борта, а моя каюта находилась на левом, но слышал выстрелы, крики и страшную возню на палубе.
На третьи сутки поутру завязалась горячая перестрелка с судном, отправлявшимся в Капскую колонию, а около полудня мы напали на большой пароход немецкой компании «Северо-Германский Ллойд», возвращавшийся в Бремен.
Как и прежде, доктор Осбарт зашел ко мне и с восхищением рассказал все подробности дела.
— Сегодня нечем похвастать, — говорил он, развалившись в кресле и закуривая сигару, — ни на грош товару и никаких драгоценностей, о которых стоило бы говорить. Да вы не принимайте такого трагического вида, любезный, мы не зарезали там ни одной курицы. Я сам битых полчаса беседовал с какой-то старушонкой, сидевшей на своем сундуке. Я думал, что у нее в нем целая груда алмазов, — и что же?! Когда мне удалось, наконец, уговорить ее сойти с этого сундучка и раскрыть его, то в нем не оказалось ничего, кроме детского белья! Право, это скорее похоже на какой-то фарс!