— Вот мы и на месте. — Изабель выбралась из лимузина, крепко прижимая к груди Доминика. — Надеюсь, тебе понравится здесь, Лизетт. Мы с Крисси просто влюбились в этот дом, пока готовили его к вашему приезду.
Все окна выходили на залив и соседние холмы. Пол в кухне был выложен оранжевой и белой плиткой. С крючков, вбитых в высокий деревянный потолок, свисали экзотические растения. В гостиной, выдержанной в светлых тонах, стояли уютные диваны и низкие столики с цветами.
В строгой столовой висели тяжелые портьеры, стены были обшиты деревянными панелями. В центре стояли обеденный стол и стулья красного дерева. В доме было шесть спален и столько же ванных комнат. Лизетт увидела простыни, отделанные кружевами ручной работы, полотенца, украшенные вышитыми монограммами. На полках стояли французские и английские книги, на стенах висели акварели. Дом явно обставляли с большой любовью.
— Все просто великолепно, — сказала Лизетт свекрови. — Большое вам спасибо.
— Мне это доставило удовольствие, дорогая. Однако сегодня я не позволю вам долго наслаждаться этим домом. Нас ждет праздничный обед в нашем семейном гнезде. Отныне у тебя, Лизетт, два дома. Один — этот, а другой — наш, в Пасифик-Хайтс.
Семейное гнездо Дирингов походило на дворец. Они обедали в столовой, по роскоши не уступавшей Версалю. Вечером повидаться с Грегом и познакомиться с его женой пришли друзья и родственники: тетушки и дядюшки, двоюродные братья и сестры. День получился длинным и утомительным. К тому времени как ужин завершился, Лизетт чувствовала себя усталой физически и выжатой эмоционально.
Как много всего произошло за такой короткий период времени! Лизетт была рада тому, что перед отъездом в Америку они пожили в Париже. Иначе после Нормандии великолепный дворец в Пасифик-Хантс ошеломил бы ее. Но даже сейчас Лизетт не вполне верила в реальность происходящего. Война как будто не коснулась людей, сидевших за обеденным столом. Они не знали страданий и лишений. И Лизетт казалось, что она чужая им. Лизетт не из их мира, а им не понять мир, из которого пришла она: ее поездок на велосипеде как связной Сопротивления, тайного прослушивания радиопередач из Англии, отчаянного ожидания освобождения. Сейчас, находясь далеко от дома, на другом краю света, она думала, что эти счастливые, общительные американцы — существа с другой планеты. Внезапно Лизетт осознала, что у нее было гораздо больше общего с Дитером, чем с этими людьми. Она и Дитер — европейцы. Он знал культуру и историю ее страны. Лизетт охватила острая тоска по Дитеру. В памяти всплыло его лицо, волевое, мужественное, коротко подстриженные золотистые волосы, серые глаза с черными ресницами, смотревшие на нее со страстной любовью.