Исайя улыбнулся — неожиданно тепло и приветливо. На лбу разгладились суровые морщины.
— Идём, вождь Твердислав. Тебе предстоит начать совершенно иную жизнь. Будь готов к ней — точнее, я не сомневаюсь, что ты и так готов. Каждому — по делам его, а твои дела говорят сами за себя. — Он медленно протянул руку, коснувшись ладонью лба юноши. — Освобождаю тебя от пут.
Что произошло в этот миг? Наверное, это было как грохочущий водопад, сорвавшийся наконец с захватывающей дух вышины. Лавина слов, понятий, образов в один миг затопила Твердислава. Мир перед его глазами померк, и Гинзбургу пришлось подхватить зашатавшегося вождя под руку, с пытливой тревогой заглядывая тому в помутившиеся глаза.
Правда, дурнота длилась недолго — несколько мгновений, не больше, и спутник Исайи, по-прежнему стоя в дверном проёме и глядя на светящийся циферблат какого-то прибора у себя на запястье, даже крякнул от удовольствия, прошептав нечто вроде “хорошо!”.
— Идём, парень, — Исайя грубовато — ласково подтолкнул Твердислава к выходу.
…На улице царила тёплая мокрая ночь, пронзённая со всех сторон тонкими белыми клинками света. Твердислав ошарашено вертел головой. Он знал. Знал, как называются и смутно виднеющиеся арочные конструкции неподалёку, усеянные, точно дерево птичьими гнёздами, гроздьями прожекторов; и машины о четырёх колёсах, деловито снующие от громады принёсшего его Корабля к разверстым в отдалении тёмным вратам в какие-то подземные склады; и ещё многое, многое другое вдруг оказалось ему если и не знакомо, то по крайней мере понятно.
— Я освободил твою память, — не дожидаясь вопросов, заметил Исайя. — Наставник потихоньку вкладывал туда кое-что, могущее пригодиться здесь. Правда, без твоего ведома, за что я теперь и приношу свои извинения… от имени всех нас.
— Вкладывал потихоньку? — тупо повторил Твердислав. — Так это что ж, он и в моей голове мог копаться?!..
— Лишь в самой необходимой степени, — голос Исайи звучал смущённо — доверительно. — Мы хотели избежать мучительного для вас раздвоения… Впрочем, о таких вещах лучше всего поговорить потом. Едем! Мне надо многое тебе рассказать…
* * *
За последние дни с Твердиславом произошло столько чудес, что, казалось, он уже совсем разучился удивляться. Невероятные, взметнувшиеся к тёмному небу громады зданий, блестящие, словно политые водой; тянущиеся чуть ли не к самым облакам, скрывшим звёзды, узкие ленты магистралей; оставшаяся далеко внизу земля. Они мчались по трассе (нет, это всё же настоящее чудо — нужные слова сами вспрыгивают в голову!), что змеей вилась между громадными, вонзившимися во тьму иглами исполинских построек, где не светилось ни одного огонька. Было даже не понять, есть ли там окна или что-то в этом роде, — сплошная блестящая поверхность, не то тёмно-серая, не то просто чёрная…