А в меня также намертво вошла родная планета Гилви. Единственная обитаемая планета системы Зета созвездия Жука – совершенно не похожая на Новый Крым.
Леса там кишели свирепыми созданиями, которые были очень не прочь закусить человечиной. Людей подстерегали болезни, от которых имперским медикам далеко не сразу удалось разработать вакцины. На Новом Крыму люди вольно расселялись по всей планете – на Зете Жука они волей-неволей держались вместе, и вот уже появились обнесённые стенами поселения, а потом возникли охранные дружины, а у них, в свою очередь, командиры, которые – глазом не успеешь моргнуть! – сделались «лордами» и принялись вовсю внедрять право первой ночи.
Я видел имперский десант, который усмирял самозваных властителей. И видел родителей Гилви, не сдавшихся, ушедших в леса, потому что «это была их земля». И видел их, болтавшихся на одном суку, расстрелянных уже после того, как из-под их ног выбили наскоро сколоченный помост.
Видел саму Гилви, тогда ещё совсем девчонку, ползающую ночами вокруг имперских лагерей, чтобы украсть хоть что-то съестное. И видел, как её завербовали. Собственно говоря, для этого не потребовалось никаких особых усилий. То самое «сопротивление», частью которого всегда оставалась Дариана Дарк, попыталось поднять на Зете восстание.
К тому времени Гилви Паттерс (впрочем, тогда её звали совершенно по-другому) уже имела на своём счету несколько застреленных в затылок десантников. Её подобрала сама Дариана. Знала ли тогда неукротимая предводительница интербригад о том, что одичавшая, жадная до крови врагов девчонка – биоморф? Откуда вообще в Гилви взялось это?
Я чувствовал, что там есть ещё один слой, более глубокий. Но память самой Паттерс молчала. Она действительно впервые узнала о своей «инаковости» от меня. И это действительно стало шоком.
И она действительно влюбилась в меня.
Разрывать контакт оказалось мучительно больно, из меня словно тянули живую кость. Мы с Гилви лежали, крепко, до судорог, обнявшись, словно любовники; оба тяжело дышали, лица покрылись потом.
Она стала мне ближе, чем сестра, она стала частью меня, и я – частью её; говорят, что такой контакт часто случается у близнецов, однако связавшее нас было куда глубже. Когда знаешь всю жизнь человека, всю до последнего дня, и в ней не осталось больше тайн, обычные критерии «близости» перестают что-либо значить.
– Т-ты-ы-ы-ы... – простонала Гилви, протягивая ко мне руки. – Что ты со мной сделал?
– Всего лишь показал тебе правду. И узнал её сам.
– Ты – ты был против Империи? Ты был заслан...