как раскосый монгол за земной частокол, пат, подвижная тень, чтоб вложить пальцы в рот - в эту рану Фомы - приводимая в действие жаркой лучиной,
и, нащупав язык, на манер серафима эхо возгласа, сдача с рубля.
переправить глагол. Чем сильней жизнь испорчена, тем
мы в ней неразличимей
ока праздного дня.
-35
X Там с лица сторожа
моложавей. Минувшее смотрит вперед
Чем питается призрак? Отбросами сна, настороженным глазом подростка в шинели,
отрубями границ, шелухою цифири: и судьба нарушителем пятится прочь
явь всегда наровит сохранить адреса. в настоящую старость с плевком на стене,
Переулок сдвигает фасады, как зубы десна, с ломотой, с бесконечностью в форме панели
желтизну подворотни ,как сыр простофили, либо лестницы. Ночь
пожирает лиса и взаправду граница, где, как татарва,
темноты. Место, времени мстя территориям прожитой жизни набегом
за свое постоянство жильцом, постояльцем, угрожает действительность, и наоборот
жизнью в нем, отпирает засов, - где дрова переходят в деревья и снова в дрова,
и, эпоху спустя, где что веко не спрячет,
я тебя застаю в замусоленной пальцем то явь печенегом
сверхдержаве лесов как трофей подберет.
и равнин, хорошо сохраняющей мысли, черты
и особенно позу: в сырой конопляной XII
многоверстной рубахе, в гудящих стальных бигуди
Мать-Литва засыпает над плесом, Полночь. Сойка кричит
и ты человеческим голосом и обвиняет природу
припадаешь к ее неприкрытой, стеклянной, в преступленьях термометра против нуля.
поллитровой груди. Витовт, бросивший меч и похеривший щит,
погружается в Балтику в поисках броду
XI к шведам. Впрочем, земля
и сама завершается молом, погнавшимся за
Существуют места, как по плоским ступенькам, по волнам
где ничто не меняется. Это - убежавшей свободой. Усилья бобра
заменители памяти, кислый триумф фиксажа. по постройке запруды венчает слеза,
Там шлагбаум на резкость наводит верста расставаясь с проворным
Там чем дальше, тем больше в тебе силуэта. ручейком серебра.
-36
XIII XIV
Полночь в лиственном крае, Призрак бродит по Каунасу, входит в собор,
в губернии цвета пальто. выбегает наружу. Плетется по Лайсвис-аллее.
Колокольная клинопись. Облако в виде отреза Входит в "Тюльпе", садится к столу.
на рядно сопредельной державе. Кельнер, глядя в упор,
Внизу видит только салфетки, огни бакалеи,
пашни, скирды, плато снег, такси на углу,
черепицы, кирпич, колоннада, железо, просто улицу. Бьюсь об заклад,
плюс обутый в кирзу ты готов позавидовать. Ибо незримость
человек государства. входит в моду с годами - как тела уступка душе,