– Ну, я не могу себе представить, что ты ходишь к избирателям только затем, чтобы осчастливливать их раритетами твоего винного погреба, – высказал свое мнение Ким. – Насколько я тебя знаю, ты редко делаешь что-то, если не видишь в этом выгоды для себя. Итак, чем я обязан честью твоего визита? Говори прямо, не стесняйся!
Коммерсант слегка покраснел.
– Ну, – начал он неопределенно, – ты член Совета Эльдерланда, и я, возможно, вскоре тоже... и нам лучше... в память старых времен... сохранять добрососедские отношения... и... – Он повернулся: – Тут еще дело в письме.
– В письме? – Ким нахмурился. – Что еще за письмо?
– Ну... хм... не так давно, когда я был в Усть-Эльдере по поводу распределения продуктов питания, ты ведь знаешь, я, собственно, несколько озабочен тем, чтобы у всех была еда, – так вот тогда я подумал, что есть смысл нанести визит пастору. Кроме того, он ведь тоже член Совета и такой милый, скромный человек, умный и понятливый...
– Он не так хорошо о нем отзывался после первой встречи, господин Кимберон, – заметила госпожа Мета, которая отнюдь не простила торговца.
– Как так? – поднял брови Ким. – Я и не знал, что ты уже знаком с пастором.
Марту было явно неловко.
– Ах, я думал, что все это давно забыто.
Но домоправительница уже не могла сдержаться:
– Тогда отец Одильон был сапожником в Усть-Эльдере, и он поставил на место кума Кройхауфа, когда тот за кружкой пива в «Золотом плуге» плохо о вас отозвался, хотя и не знал вас совсем...
– Хватит! – сказал Ким с напускной строгостью, которая плохо ему далась, поскольку про себя он вовсю веселился, глядя, как изворачивается торговец. – Дайте куму Кройхауфу договорить. – Он потянулся за трубкой, в которой почти ничего не осталось, и выпустил дым. – И что же с этим визитом?
– Да то, что, когда мы с пастором... то есть с отцом Одильоном сидели за чашкой чая, пришел посыльный. И тогда я сказал, что мы с тобой хорошо знакомы, и предложил, что отвезу тебе это письмо сам.
Ким все еще ничего не понимал.
– Что еще за посыльный?
– Посланник императора. У него было одно письмо для пастора, другое для помещика Родериха и третье для хранителя Музея истории Эльдерланда, – пояснил коммерсант.
– И где же это письмо?
– Да вот, оно у меня с собой. – Кройхауф принялся деловито возиться со своей курткой и последовательно вытащил из карманов на всеобщее обозрение следующие предметы: носовой платок с вышитой монограммой, золотые карманные часы, кошелек из оленьей кожи, стопку расписок, скрепленных серебряной скрепкой, и пятнистый кусок пергамента.