Антон до сих пор отчетливо помнит: странный отсвет непрошеной вселенской печали на окаменевших лицах бойцов, чужая мелодия в мертвой тишине и – вообще нонсенс! – мокрые дорожки на чугунных щеках отрядного биоробота и головореза по призванию – Желудка.
Салага взял последний аккорд, встал и, неожиданно для всех, положив левую руку на крышку рояля, поклонился публике. Зависло тягостное молчание – никто не знал, как реагировать.
– Ну ты Моцарт, – тихо пробормотал авторитет № 2 после командира – сержант Леший. – Вот это ты дал, Моцарт! Ты ж, гад, всю душу вывернул…
Отметим, что «Сибирским цирюльником» Никиты Сергеевича тогда и не пахло, и все получилось без кинематографического влияния, само собой, спонтанно. Идеи, как говорится, носятся в воздухе.
Лешего вскоре убили, потом был другой Леший – того тоже убили. А Моцарт так и остался. А вскоре Моцарт, как положено, стал Мо и лучшим снайпером отряда. Он и теперь рядом, шагает нога в ногу по жизни и в любой момент готов прикрыть командира. Только играть уже не может. Чтобы играть, семи пальцев, увы, недостаточно…
– Нам надо идти, Мо, – Антон подошел, сглотнув не прошено подступивший к горлу комок, осторожно поло жил руку на плечо боевого брата. – Враг не дремлет…
– В репризе легато порвал, чайник! Так грубо… – пробормотал Мо, затем встрепенулся, стряхивая оцепенение, с трудом отвел взгляд от злополучного листка. – Враг! Да, командир. Пошли…
Третий вход в цоколь располагался практически сразу за углом, но обнаружили его не вдруг. Потому что сразу за углом была… помойка.
– Понятно, почему страна – в жопе, – искренне воз мутился Антон. – Искусство в жопе и страна – неподалеку. Какая, в п…ду, духовность, еб, когда из филармонии сделали парашу!
За углом был неширокий переулок с акациями, отделявший здание филармонии от двух стоявших по соседству «сталинок», облюбованных под-жилье местной чиновной властью. Оба дома находились в секторе Антона и Мо, но наши парни туда не пошли, а так – издали полюбовались. Неуютно там было фонариками махать – вход каждого дома, помимо домофона, защищал заседавший в просторном фойе консьерж с физиономией наемного убийцы.
Так вот, фасады сталинок выходили на проспект Мира – местный Арбат, а на задах поставили с десяток свежеокрашенных мусорных баков.
Историческая ссылка: персональные баки – это, господа хорошие, привилегия местной власти. Остальные стародубовцы, проживающие в архаичном центре, мусор сдают по часам: с семи до восьми вечера поквартально ездят мусоровозы со съемными контейнерами и оповещают товарищей зазывными гудками.