Ехал Гансль через мост, Встал в повозке во весь рост, Жаба прыгнула в уста, Он и бухнулся с моста.
Жил в столице бургомистр, Был в делах амурных быстр, Ляжет с дамою в кровать, А уже пора вставать!
А над рынком в Стольноштадте Птицеящер пролетал. Все забрались под прилавки, Я ж корзиночку украл.
Потом пригорюнилась свадьба, притухла. Пустила пьяную слезу. Дернула минорные струны, выдула из рожка жалобные всхлипы:
Я хотел въехать в город на белом коне…
Да хозяйка корчмы улыбнулася мне…
Конь понес, сиганул он в пучину с моста…
Ох, и страшная силушка ты, красота…
Захмелевший прапорщик задумался, отчего так часто в местных песнях фигурирует мост как объект, с которого падают герои. В своих интеллектуальных изысканиях Палваныч не пришел ни к чему путному, остановившись на версии, что это совпадение.
— Эх, хорошо у вас и просто, будто в армии! — признался он новой супруге.
Та обняла его, словно политрук, только мягче и приятнее.
Поднялся Циклоп.
— А сейчас не делайте завистливые рожи — мы провожаем молодых на брачное ложе!
Трина увлекла Палваныча в дом.
— А это… дети? — спросил прапорщик.
— У соседей, — отмахнулась Трина.
Больше они не говорили. Одержав несколько тактических побед, завладев стратегическими высотками, прапорщик форсировал события…
А застолье продолжалось и затихло, лишь когда закончилась выставленная на столы брага.
Глава 11
Рыцарь и принцесса, или Прогулка с динозаврами
Слава, она что наркотик: стоит потерять и — ломки. Граф Михаэль Шроттмахер места себе не находил, чувствуя, как уплывает его популярность. Уже никто не кричал и не подкидывал шапки, когда он проезжал на верном коне по улицам Стольноштадта. Дамы откровенно зевали, слушая его серенады, потом сдержанно благодарили за доставленное эстетическое удовольствие и уходили в покои, хотя еще несколько дней назад любая норовила скинуть рыцарю с балкона специальную веревочную лестницу!
Михаэль ночей не спал. Мучался, придумывая планы возвращения на рыцарский Олимп. Боже! Он никуда и не делся с этого самого Олимпа, вон они, шесть чемпионских кубков в специальном серванте красного дерева… Но сердца людей были не со Шроттмахером.
Вечером Михаэль вызвал герольда. Тот примчался. Граф сидел за столом и в нетерпении выбивал пальцами дробь.
— Ах, вот и ты! Сделай мне поединок, Клаус, — рыцарь буравил герольда бешеным взглядом. — Устрой внеплановый бой с этим проклятым Николасом! Он где-то в городе… Дураку Вильгельму Патлатому этим утром насовал голыми руками. Ха-ха. Я докажу… Я покажу, какой он могучий.
— Вы уверены, хозяин? — Клаус пристально посмотрел в красные глаза Шроттмахера. — Граф, дерущийся неизвестно с кем… Это не поднимет вашего престижа, вы не находите?