Годы спустя, когда я проделывал такие же номера в присутствии молодых журналистов, я понял: три мастера прикидывались, что не обращают на меня внимания, когда разговаривали между собой, но на самом деле они старались произвести на меня впечатление. Я слушал их молча и уважительно: почему немецкий ученый-атомщик, имя которого не сходило в те дни со страниц газет, захотел принять ислам? Когда патриарх турецкой газетной журналистики Ахмед Мидхат-эфенди ((1844-1913) — турецкий писатель, просветитель; эфенди — вежливая форма обращения) подстерег на улице в ночи одержавшего над ним верх в публичной дискуссии коллегу и побил его, взял ли он с противника слово прекратить ведущуюся между ними полемику? Бергсон — мистик или материалист? Какие есть доказательства существования «другого мира», спрятанного на нашей Земле? Кто те поэты, которых осудили в последних аятах двадцать шестой суры Корана за то, что они не верили в Аллаха и не соблюдали обрядов, но делали вид, что верят и соблюдают? Андре Жид в самом деле был гомосексуалистом или, понимая пикантность этой темы, подобно арабскому поэту Абу Нувасу (р. 747-762, ум. 813-815) — арабский поэт, воспевавший обыденную жизнь), любил женщин, но сознательно наговаривал на себя? Когда Жюль Берн в своем романе описывал площадь Топхане и фонтан Махмуда I, он наделал ошибок потому, что писал с гравюры Меллинга, или потому, что слово в слово переписал описание из «Воспоминаний о Востоке» Ламартина Мевляна ((господин, наш учитель, перс. ) — титул поэта-суфия, основателя суфийского ордена Джалалиддина Руми (1207-1273), ставший как бы вторым именем поэта) включил в пятую книгу «Месневи» (Месневи — жанровая форма поэзии Востока, состоит из попарно рифмующихся двустиший. «Месневи» — поэма Д. Руми из 6 томов притч и проповедей) рассказ о женщине, умершей во время совокупления с ослом, из-за занимательности истории или в назидание людям?
Деликатно обсуждая этот вопрос, они бросали взгляды в мою сторону, а потом их белые брови подали мне знак говорить. Я сказал, что, по моему мнению, рассказ был помещен в книгу так же, как и все другие рассказы, его просто прикрыли тюлевым покрывалом морали. Тот, на похоронах которого я был вчера, спросил: «Сын мой, вы пишете статьи для воспитания нравственности или ради развлечения?» Чтобы продемонстрировать, что у меня имеются четкие суждения по каждому вопросу, я выпалил первое, что пришло в голову: «Для развлечения». Мой ответ им не понравился. Они сказали: «Вы еще молоды и стоите в начале профессионального пути, мы дадим вам кое-какие советы!» Я стремительно вскочил с места: «Эфенди, я хотел бы записать ваши наставления!» Я помчался к кассе, взял у владельца ресторана стопку листков. И вот теперь я хочу поделиться с вами, мои читатели, наставлениями, записанными зелеными чернилами моей гладенькой ручки на обороте ресторанных бланков; итак, на одной стороне — название ресторана, а на другой — наставления, которые я получил во время той долгой беседы в воскресенье.