Они не написали ничего о подозрительных смертях, выглядящих, как убийства. Там нет ничего об убийце, который, вероятно, охотится за этими шестью оставшимися уцелевшими.
У меня за спиной шутник шепчет: «Как ты назовешь Правоверца со светлыми волосами?»
Про себя я отвечаю ему: Мертвец. Я слышал все эти шутки.
«Как ты назовешь Правоверца с рыжими волосами?»
Мертвец.
«С каштановыми волосами?»
Мертвец.
Парень шепчет: «В чем разница между Правоверцем и трупом?»
Пара часов, и не будет никакой разницы.
Парень шепчет: «Что кричит Правоверец, когда мимо проезжает катафалк?»
Такси!
Парень шепчет: «Как можно вычислить Правоверца в переполненном автобусе?»
Кто-то тянет за шнур звонка, чтобы сойти на следующей остановке.
Фертилити поворачивается назад и говорит: «Заткнись». Она говорит достаточно громко, чтобы люди оторвались от своих газет: «Ты шутишь насчет самоубийств, о мертвых людях, которых тоже кто-то любил. Просто заткнись».
Она сказала это действительно громко. Ее серые, но отливающие серебром глаза горели так, что я уже подумал, а не из Правоверцев ли Фертилити. Или она все еще раздражена из-за смерти брата. Ее реакция была чрезмерной.
Автобус подъезжает к тротуару, шутник встает и идет по проходу. Так же, как в церкви, мы сидим на скамейках, между которыми есть проход. Парень ждет у двери, чтобы сойти. У него мешковатые брюки из коричневой шерсти, которые в такую жару носят только уцелевшие. Подтяжки от церковного костюма образуют на его спине крест. Коричневый шерстяной пиджак перекинут через руку. Он шаркает по проходу автобуса, останавливается, чтобы пропустить других людей, поворачивается и прикасается к полю соломенной фермерской шляпы. В нем что-то близкое, но это было так давно. Его запах — это пот, и шерсть, и солома с фермы.
Откуда я его знаю, я не помню. Его голос я помню. Его голос, только его голос, у меня за спиной, в телефонной трубке.
Умри только тогда, когда закончишь всю свою работу
Его лицо — это лицо, которое я вижу в зеркале.
Не размышляя, я громко произношу его имя.
Адам. Адам Брэнсон.
Шутник говорит: «Мы раньше встречались?»
Но я говорю: Нет.
Автобус проезжает пару шагов, увозя нас от него, и он говорит: «Разве мы не росли вместе?»
И я говорю: Нет.
Стоя возле двери автобуса, он кричит: «Разве ты не мой брат?»
И я кричу: Нет.
И он уходит.
Лука, Глава Двадцать Вторая, Стих Тридцать Четвертый:
«… ты трижды отречешься, что не знаешь Меня».
Автобус возвращается в поток машин.
Единственное, что можно сказать о том парне — урод. Отвратительный. Жирный, как бочка. Неудачник. Образец жалкого человека. Жертва. Мой брат, старше меня на три минуты. Правоверец.