Кроме, может быть, Адама.
Вдвоем они знают о моей жизни больше, чем я сам.
Согласно моему плану маршрута, говорит агент, машина прибудет через пять минут.
Время продолжать жить.
Время подтверждать свое желание жить дальше.
В лимузине должны быть черные очки. Должно быть очевидно, что я путешествую инкогнито. Мне нужны сидения из черной кожи и затемненные окна, говорю я агенту. Мне нужны толпы в аэропорту, скандирующие мое имя. Мне нужно больше алкогольных коктейлей. Мне нужен личный фитнесс-тренер. Я хочу сбросить пять килограммов. Я хочу, чтобы мои волосы были гуще. Я хочу, чтобы мой нос выглядел меньше. Идеальные зубы. Подбородок с ямочкой. Высокие скулы. Мне нужен маникюр, и мне нужен загар.
Я пытаюсь вспомнить все, что Фертилити не нравилось в моей внешности.
Где-то над Небраской я вспоминаю, что забыл свою рыбку.
И она должна быть голодна.
Такова правоверческая традиция, что даже у трудовых миссионеров должен быть кто-то: кошка, собака, рыбка, чтобы было о ком заботиться. В большинстве случаев это была рыбка. Просто кто-то, кому нужно, чтобы ты проводил ночи дома. Кто-то, кто спасает тебя от одиночества.
Рыбка — это что-то, что заставляет жить на одном месте. Согласно доктрине церковной колонии, именно поэтому мужчина берет в жены женщину, а женщина рожает детей. Это что-то, вокруг чего должна вращаться твоя жизнь.
Это сумасшествие, но ты отдаешь все свои эмоции этой крошечной золотой рыбке, даже после шестисот сорока золотых рыбок, и ты не можешь просто так позволить этой малявке умереть голодной смертью.
Я говорю стюардессе, что мне надо вернуться, а она отбивается от моей руки, держащей ее за локоть.
В самолете так много рядов людей, сидящих и летящих в одном направлении высоко над землей. Летящих в Нью-Йорк, который, по моим представлениям, должен быть чем-то вроде Рая.
Слишком поздно, говорит стюардесса. Сэр. Самолет нельзя остановить. Сэр. Может, когда мы приземлимся, говорит она, может, я смогу кому-то позвонить. Сэр.
Но там нет никого.
Никто не поймет.
Ни домовладелец.
Ни полиция.
Стюардесса вырывает свой локоть. Она бросает на меня взгляд и движется дальше по проходу.
Все, кому я мог бы позвонить, мертвы.
Поэтому я звоню единственному человеку, который может мне помочь. Я звоню последнему человеку, с которым хочу поговорить, и она берет трубку после первого гудка.
Оператор спрашивает, возьмет ли она на себя расходы, и где-то в сотнях миль позади меня Фертилити говорит да.
Я сказал привет, и она сказала привет. В ее голосе не было ни капли удивления.
Она спросила: «Почему ты не пришел сегодня к склепу Тревора? У нас должно было быть свидание».