Я занимаюсь этим, потому что агент говорит, что во мне лишних десять килограммов, и с ними он не сможет сделать меня знаменитым.
Если твое тело — это храм, ты можешь набрать очень много лишнего веса. Если твое тело — это храм, то мое было настоящим объектом для устранения недостатков.
Так или иначе, я должен был это предвидеть.
Поскольку каждое поколение заново открывает для себя Христа, агент создает мне соответствующий образ. Агент говорит, что никто не станет поклоняться человеку с отвислым животом. В наши дни люди не станут заполнять стадионы, чтобы слушать проповеди некрасивого человека.
Поэтому я иду в никуда со скоростью семьсот калорий в час.
На восьмидесятом этаже мой мочевой пузырь ощущается где-то между ногами. Когда ты снимаешь пластиковую обертку с чего-то, разогретого в микроволновке, пар тут же обжигает тебе пальцы — сейчас у меня такое же горячее дыхание.
Ты идешь вверх и вверх и вверх и не приходишь никуда. Это иллюзия прогресса. Хочется думать о своем спасении.
Люди забывают о том, что путь в никуда тоже начинается с первого шага.
Это не похоже на приход духа великого койота, но на восемьдесят первом этаже эти случайные мысли из воздуха просто возникают у тебя в голове. Глупости, которые агент говорил мне, теперь они обретают смысл. Чувство такое, как будто ты чистишь что-то парами аммиака, а сразу после этого счищаешь кожицу с цыпленка, приготовленного на гриле, все глупости этого мира, кофе без кофеина, безалкогольное пиво, СуперЛестница, производит хорошее впечатление, не потому, что ты становишься умнее, а потому что маленькая часть твоего мозга ушла в отпуск. Это разновидность ложной мудрости. Разновидность просветления от китайской еды, когда ты знаешь, что через десять минут после того, как твоя голова очистится, ты забудешь все это.
Те пластиковые пакетики в самолете с одной порцией медовых орешков вместо настоящей еды — такими маленькими мне сейчас кажутся мои легкие. После восьмидесяти пяти этажей воздух кажется таким разреженным. Твои руки болтаются от усталости, твои ноги с каждым шагом ступают все тяжелее. В этот момент все твои мысли очень глубоки.
Как пузыри в кастрюле, перед тем как вода начнет кипеть, эти новые озарения просто возникают.
На девяностом этаже каждая мысль — это прозрение.
Парадигмы разлетаются направо и налево.
Всё обыденное превращается в мощные метафоры.
Глубинное значение всего написано у тебя на лице.
И всё это так многозначительно.
Все это так глубоко.
Так реально.
Все, что агент говорил мне, обретает совершенный смысл. Например, если бы Иисус Христос умер в тюрьме, и никто бы его не видел, не оплакивал и не пытал, были бы мы спасены?