Между Клео и Ротенбургом начался демонстративно бурный роман, который дал твоему отцу достаточно материала для развода. После того бала она больше не появлялась в своем доме. Твой отец отказался ее впустить даже собрать личные вещи. Он приказал все упаковать и отослать Ротенбургу — вместе с вызовом на дуэль. Эдвард в результате даже не был ранен, а Ротенбург получил пулю в легкие и умер спустя пять лет.
Джослин массировала пульсирующие болью виски.
— Боже милосердный, сколько же жизней погубила эта женщина?
— Ты не должна винить мать в разводе. Твой отец был виноват не меньше ее. Может, даже больше, — печально проговорила ее тетка. — Я любила и Клео, и Эдварда, но между ними было нечто роковое, что заставляло их проявлять все самые дурные черты их характера.
— И поэтому она убежала с другим мужчиной, — с глубочайшим презрением заметила Джослин. — Какое высокоморальное решение всех проблем!
— Клео не была женщиной легкого поведение. Она никогда не завела бы любовника, если бы твой отец не довел ее до этого. В конце концов она полюбила Ротенбурга, но он был католиком, и его семья отказалась принять разведенную женщину. Хотя он все равно был готов на ней жениться, она не захотела ссорить его с родными, поэтому жила с ним до его смерти как любовница.
Стараясь подавить невольное восхищение, которое вызвал у нее отказ матери разрушить отношения любовника с родными, Джослин спросила:
— А как она умерла?
— В день после похорон Ротенбурга она поехала верхом на его жеребце и… и попыталась перепрыгнуть через слишком широкий овраг. Погибли и конь, и она сама. — На лице Лоры отразилось страдание. — Пожалуйста, не думай о ней плохо, Джослин. Пусть она отдавала свою любовь не слишком осмотрительно, но сердце у нее было доброе, и она щедро открывала его другим.
Так вот какой была история благородной, прекрасной и страстной Клео, графини Кромарти. Душевная боль, которая жила в душе Джослин с раннего детства, вырвалась на свободу. Вскочив с дивана, она зашагала по комнате, нервно ломая руки. Едва справляясь с мучительными спазмами, перехватившими горло, она страдальчески вскрикнула:
— А если она была такая чудесная, то что же таится во мне?
Она стремительно повернулась к тетке, и из глаз ее хлынули давно сдерживаемые слезы.
— Что же во мне такого ужасного, что моя собственная мать могла бросить меня? Без капли раскаяния или сожаления?
Она пыталась сказать что-то еще, но не смогла. Тело ее вдруг бессильно обмякло, и она скорчилась на полу, обхватив себя руками, словно пытаясь закрыть ту рану, которая истерзала ее душу.