– Ты чего с часовым сцепился? – спросил
Гурька Петушка.
– Хотел на озеро посмотреть. Оно же рядом,
у самых ворот. А он не пускает, подавай, видишь
ли, ему пропуск или увольнительную. Какая же
тут увольнительная, если до озера три шага?
– Значит, из кремля без увольнительной не
выпускают?
– Сам видел. Тоже порядок. В Савватьеве,
там куда хочешь иди. Никто не задержит. А здесь…
– Матрос имел право ударить тебя прикладом или пырнуть штыком, чтобы не лез.
– Мало ли что. Мог, да побоялся.
– Просто связываться не захотел.
– Попробовал бы… Самому же потом и влетело бы за меня. А он струсил. Знаю я таких салаг.
Он еще…– Петушок подставил кисти рук к голове
и задвигал ими, как ушами.
Они прошли через двор кремля и обогнули двухэтажное здание. Слева в углу стоял глухой забор с калиткой.
– Гауптвахта,– сказал Петушок.
– Тебе, я вижу, хочется туда.
– Не зарекайся и ты. Кто на гауптвахте не
бывал, тот и службы не видал.
– Откуда ты это узнал?
Петушок не ответил. Маленький, рыжий, он шагал независимо, глубоко засунув руки в косые карманы непомерно широкой шинели.
– С Лизуновым вместе живешь? – спросил
Гурька.
– Вся смена живет в одном кубрике.
– В кубрике?
– По-морскому это. А так – в комнате. Командиром смены знаешь кто теперь у нас? Боцман Язьков. У него все по-морскому. Скомандует: «По строиться на средней палубе!» Это значит, в кубрике же, в проходе между койками. Я вышел из гос питаля, услыхал такую команду и растерялся. Где же, думаю, тут средняя палуба, а где верхняя или нижняя? Оказывается, только одна средняя есть, а ни нижней, ни верхней нету.
– А Цыбенко где?
– Его в Савватьеве оставили.
– Не слыхал, кто теперь в нашей землянке живет?
– Никто в ней не живет. В землянке теперь
библиотека.
Они поднялись на второй этаж и, открыв дверь, вошли в большую комнату, в которой двумя рядами стояли койки с широким проходом между ними-«средней палубой».
У дверей, возле тумбочки, сидел дневальный Ваня Таранин и читал книгу.
Первым к Гурьке подошел Николай.
– Здорово, болящий! Выписался?
– Здравствуй! Где моя койка?!
– Койка твоя тебя ждет. Вещи твои в сохранности. Командир смены их в баталерку запер.
Гурька разделся, снял бушлат.
В кубрике было тепло и чисто. От большой монашеской печки, возле которой была прибита вешалка, несло теплом.