Всё это, можно подумать, бывший шифровальщик мог бы считать своими большими достижениями и чувствовать себя удовлетворенным. Однако Гузенко умер с горьким сознанием, что ему не дали нанести Кремлю последний удар возможности разоблачить советского агента, который действовал в высших эшелонах британской секретной службы. Побег британского шпионского дуэта Бёрджесс-Маклин в Советский Союз в 1951 году побудил Гузенко к действиям. ибо возникли противоречивые суждения, не утихшие и до нынешнего дня, насчет того, кто их надоумил бежать. В мае 1952 года он составил меморандум для канадских властей , где указал, что во время войны, работая в московской штаб-квартире, узнал, читая телеграммы и по разговорам с коллегой-шифровальщиком из ГРУ, неким лейтенантом Любимовым (Гузенко, выслуживаясь, падает все ниже, сдает всех подряд, даже случайно что-то сболтнувших ему - а может и нет; доведись эту строку из его показаний прочесть на советской стороне - а такая возможность, как мы увидим, была, его бывшему приятелю лейтенанту Любимову в 1952 году это легко могло бы стоить жизни - примеч. перев.), что во время войны в британской контрразведке работал советский шпион. Согласно Любимову, "у этого человека было что-то русское в происхождении". В 1942-43 годах такое описание не подходило ни к одному из тех, кого потом стали подозревать в работе на Москву или которые, как Энтони Блант, сознались, что действительно работали на Москву.
Любопытно, что в своем заявлении 1952 года Гузенко не смог вспомнить кодовое имя шпиона, которого он в полной версии первых допросов, опубликованных в Оттаве примерно тридцать лет спустя, без колебаний назвал "Элли" - тем же кодовым именем, под которым действовала Кэтлин Уиллшер. Странно, что два британский шпиона проходили по московским книгам учета под одним именем, словно одноименные британские беговые лошади в реестре породы. Заключительный вклад Гузенко в разрешение тайны привел к тому, что за год до своей смерти он помог кое-кому указать пальцем на Роджера Холлиса, сотрудника Ми5, который был направлен из Лондона допрашивать его и который впоследствии вырос до генерального директора Ми5 (1956-65 гг.). Холлис, утверждал Гузенко, возможно и есть ещё один "Элли", потому что доклад Ми5 о допросе Гузенко в 1945 году, показанный ему в 1970 году, показался ему искаженным.
Последнее показание Гузенко весьма представляет собой неразрешимую загадку - видимо, потому, что Гузенко хотел вернуть былую популярность при замутненной уже памяти. Если бы Холлис фальсифицировал показания Гузенко (а никаких доказательств этому нет), он лишь навлек бы на себя подозрения. В 1945 году Гузенко давал показания и Холлису, и в Королевской канадской конной полиции, и весьма въедливому сотруднику Ми5/Ми6 Питеру Двайеру. Грубое несоответствие в показаниях не могло бы не привлечь к себе внимания. Гузенко сделал многое, что ясно как день. Но в британский разброд по шпионским делам он внес свой вклад, добавив масла в огонь, за ярким пламенем которого так и не увидели очертаемых образов.