Малейший шорох — и она вскакивала с постели и оказывалась рядом, ее тяжелые густые волосы падали ему на лицо, когда она склонялась над больным, слабый свет свечи бросал глубокие тени на ее плечи и грудь. Ее успокаивающий голос походил на ласку, а когда она прикасалась к нему, ее кожа излучала тепло; сам воздух, теплый и пахнущий жасмином и амброй, ее духами, доставлял наслаждение. Никогда болезнь не приносила ему столько удовольствия. Он оставался в постели в значительной степени потому, что Эмбер отговаривала его вставать и ехать дальше, ссылаясь на то, что он еще слишком бледен и слаб. Так продолжалось еще несколько дней после того, как всякие боли исчезли окончательно.
— О Господи! — заявила однажды Эмбер, обращаясь к Нэн и одеваясь в комнате, смежной с комнатой больного. — Я думаю, что когда я выйду замуж, за этого старика, я стану сестрой милосердия, а не женой!
— Но, мэм, вы же сами настаивали, чтобы он не вставал с постели! И по вашему указанию его кормили этими мухоморами…
— Ш-ш-ш-ш! — предупредила Эмбер. — Не твое это дело все помнить. — Она встала, бросила последний взгляд в зеркало и пошла в соседнюю комнату. Перед тем, как открыть дверь, она придала своему лицу выражение нежной заботливости.
Барбара положила голову на плечо Джеймса Гамильтона.
Они лежали неподвижно, пребывая в сладостном состоянии полусна-полубодрствования, закрыв глаза, со спокойными и умиротворенными лицами. Вдруг она сморщилась, потом ноздри расширились, и она дважды чихнула.
«Что за отвратительный запах?» — подумала она раздраженно, но тут же сразу все поняла.
Дым!
Дом горит!
Она вздрогнула, вскочила и увидела, что вся бархатная портьера объята пламенем, вероятно, от огня свечи. Она прижала кулачок ко рту и закричала:
— Джеймс! Пожар! Горим!
Красивый полковник сел на кровати и взглянул с ужасом на полыхающую портьеру.
— Господи Боже мой!
Но Барбара уже сталкивала его с постели. Она сунула ноги в туфли, потянулась за халатом. Только теперь, полностью проснувшись, Гамильтон бросился через комнату, быстрым движением сорвал с кронштейна портьеру и начал затаптывать пламя. Но огонь успел перекинуться на кресло, потом на турецкий ковер, покрывавший пол.
Барбара подбежала к нему с одеждой.
— Вот, быстро одевайся! — сунула ему в руки одежду. — И сразу вниз по этой лестнице, пока никто не вошел! На помощь! На помощь! — закричала она. — Пожар! На помощь!
Джеймс выбрался из комнаты через заднюю лестницу, как ему подсказала Барбара, в то время как по главной лестнице к ней бросилось с полдюжины слуг. Пламя уже лизало стены, и на противоположной стороне горела портьера, дым наполнил помещение, стало трудно дышать, людей душил кашель.