— У тебя ничего не выйдет, — безнадежно пробормотал он.
Девушка скормила бурундукам последний кусочек лепешки, отряхнула руки и повернулась к нему с такой улыбкой, что его сердце дрогнуло.
— Ты что-то сказал?
Он завороженно смотрел на нее, почти лишившись дара речи.
— А? Ничего, не обращай внимания. — Он снова отхлебнул из фляжки.
Неподалеку от костра лежали два толстых бревна. Тайлер и Делия сидели на одном из них, а Хукеры, углубившись в Библию, — на другом. Все только что поужинали рыбой, пойманной Делией, и маисовой лепешкой. До захода солнца оставалось еще много времени, и путникам пришлось чем-то занять себя.
Погруженный в свои мысли, Тайлер рассеянно наблюдал за четой Хукеров. Вытащив из костра головню, он засыпал его землей, чтобы остудить, достал из сумки берестяной пергамент и обгоревшим концом головни начертил на нем три концентрические окружности.
— Что это ты делаешь? — спросила Делия, непроизвольно прижавшись коленом к его бедру.
Тайлер замер; возбуждение охватило его с ног до головы, и он был не в силах противиться этому. Делия склонилась над его плечом, коснувшись его грудью. Пытаясь подавить в себе желание, Тайлер быстро спросил:
— Как по-твоему, на что это похоже?
«Если она не перестанет прижиматься ко мне своей чер-товох грудью, я затащу ее в лес и сделаю такое, о чем она и не помышляла». Непреодолимая тяга к ней раздражала его.
— Это мишень, — пояснил он.
Делия отстранилась, и он перевел дух.
— Мишень? — весело спросила она. — Ты собираешься по ней стрелять?
— Не я, а ты.
— Я! — в восторге воскликнула девушка, прижимая руки к груди и глядя на него счастливыми глазами.
Она даже посмотрела, видит ли кто-нибудь ее торжество.
— Но, Тай, ведь я не умею стрелять.
— Ничего, я научу тебя. И вас, преподобный, тоже.
Калеб удивленно взглянул на него, потом на жену, нерешительно потер согнутые колени и смущенно кашлянул.
— Стрельба хороша только на охоте. Я не смогу выстрелить в человека, даже если он дикарь или разбойник.
Тайлер недоверчиво взглянул на Хукера, отлично зная, что церковь проповедовала массовое истребление индейцев, как безбожников. На самом деле поселенцы первыми стали снимать скальпы в доказательство того, что убили врага. Бостонское Народное Казначейство до сих пор выплачивало десять фунтов тому, кто предъявит скальп индейца абенаки, хотя мир с индейцами был установлен несколько лет назад.
Однако мир не наступил. Постоянные конфликты между Англией и Францией из-за новых земель отразились на судьбе индейцев. Каждая сторона стремилась заручиться поддержкой местного населения. Индейцы абенаки, возмущенные и напуганные разделом их земель, богатых дичью и рыбой, к тому же активно подогреваемые французскими иезуитскими миссионерами, восстали против английских поселенцев в Майне. В свою очередь индейцы устраивали жестокие набеги, захватывали заложников, убивали женщин и детей, а это побуждало поселенцев к мести. Из этого порочного круга нельзя было выйти уже целых пятьдесят лет. Новоангликанская пуританская церковь с прежней горячностью обсуждала эту тему.