– Я чувствую себя как некое существо, вынутое из его скорлупы, – очень мягким и новым. Меня приучили известным образом одеваться, известным образом думать, известным образом жить; я вижу теперь, что все или очень многое из всего этого было ложной и узкой системой классовых традиций. Мы терпимо относились друг к другу, но были акулами для всего остального человечества. Да, хороши джентльмены, нечего сказать! Просто непостижимо…
Я помню, каким тоном он это сказал, вижу, как он поднял при этом брови и мягко улыбнулся.
Он замолчал. Ему хотелось высказать это, хотя мы собирались переговорить о другом.
Я слегка наклонился вперед и, сжав бокал в руке, спросил:
– Вы собираетесь пожениться?
Они посмотрели друг на друга.
Нетти тихо сказала:
– Уходя из дома, я не думала о замужестве.
– Знаю, – ответил я, с усилием поднял глаза и встретился со взглядом Веррола.
– Я думаю, – ответил он мне, – что мы навсегда соединили нашу судьбу… Но тогда нас охватило какое-то безумие.
Я кивнул головой и заметил:
– Все страсти – безумие, – но тут же усомнился в справедливости своих слов.
– Почему мы это сделали? – спросил он внезапно, обращаясь к ней.
Она сидела, опустив глаза и опершись подбородком о переплетенные пальцы.
– Так уж пришлось, – проговорила она по старой привычке уклончиво.
И тут она вдруг как бы раскрылась, умоляюще взглянула мне в глаза и заговорила с внезапной искренностью.
– Вилли, – сказала она, – я не хотела сделать тебе больно, право, не хотела. Я постоянно думала о тебе и об отце, о матери, только это ничего не меняло, не заставляло меня свернуть с избранного пути.
– Избранного! – сказал я.
– Что-то меня захватило, – продолжала она, – ведь в этом так трудно разобраться…
Она горестно покачала головой.
Веррол молча барабанил пальцами по столу и затем снова обратился ко мне.
– Что-то шептало мне: «Бери ее». Все шептало. Я чувствовал бешеную страсть. Не знаю, как это случилось, но все, повторяю, или помогло этому, или не имело для нас никакого значения. Вы…
– Продолжайте, – заметил я.
– Когда я узнал про вас…
Я взглянул на Нетти.
– Ты никогда не говорила ему обо мне?
И при этом вопросе я почувствовал, как что-то старое кольнуло меня в сердце.
Веррол ответил за нее:
– Нет, но я догадался. Я видел вас в ту ночь, все мои мысли и чувства были обострены. Я понял, что это были вы.
– Вы восторжествовали надо мной… Если бы я мог, то восторжествовал бы над вами, – сказал я. – Но продолжайте.
– Все словно сговорилось окружить, нашу любовь ореолом прекрасного. В ней была безотчетная душевная щедрость. Она означала катастрофу, она могла бы погубить ту политическую и деловую карьеру, к которой я готовился с детства, которая была для меня вопросом чести. Но от этого любовь только стала еще притягательнее. Она сулила Нетти позор, гибель, и это еще более усиливало соблазн. Ни один здравомыслящий или порядочный человек не одобрил бы наш поступок, но в этом-то и был самый сильный соблазн. Я воспользовался всеми преимуществами своего положения. Это было низко, но в то время это не имело никакого значения.