– Спроси-ка ужакинских девчат, верно ли я им в ту ночь наворожила. Спасибо, накормили досыта. Вот гляди, дорога тебе дальняя легла.
– Ай, Никитишна, дорога? Ну? – Маня встала на колени, коптилка дрожала у нее в руке. – Так ведь правда. Ужакинские девчата завербовались в Хрузию на урожай, и я решилась…
– Вот хлопоты в казенном доме через хрестовый интерес. Да не прыгай ты, – одернула она переступавшую в волнении с колена на колено Маньку, – огонь дрожит. Поглядим-ка теперича, что на душе хоронишь. У-у, на душе у тебя скука, скука черная лежит…
– Скучно, скучно, Никитишна, миленькая, чего ж ждать тут? Ваню-то, мужа мово, убили, уж похоронка пришла, от свекрови только хороним. А здесь что? Голодно, разоренье. И ты б уходила отсюда, Никитишна, в Хрузии лучше прокормишься, а земля-то всюду одна, – что там жить, что здесь…
– Одна земля, это верно, да не одна. – Никитична громко закашлялась. – Эта слезы льет. А больного дитя мать больше жалеет…
Слышно было, как на улице ржали лошади. Майор Гребенюк негромко отдавал приказания. Кто-то споткнулся под – окном и крепко выругался. Звали Бутина.
Сегодня старуха Никитична принесла в своих старых игральных картах от нашего человека из тыла противника зашифрованное донесение. Надо было немедленно выставить засаду.
– На пороге у тебя король хрестей с интересом к твоему дому, – говорила Никитична. – Ты-то у нас какая дама?
– Хрестей, хрестей, миленькая.
– Врут карты, – не шевелясь на своей кровати, сказала учительница.
Маня вздрогнула, коптилка заходила у нее в руке, Никитична подняла голову.
– Не спишь, барышня? Брешут, брешут, – сказала она и смешала на полу карты.
– Ах, Никитишна, что же ты делаешь! И что вы под руку, Нина Сергеевна, лезете, спали бы лучше.
– Заврались, заврались совсем у меня карты. Помногу гадаю.
– Ох, Никитишна, коли заврались, так вон же, вон же ручка-то.
Она потянулась к двери, затолкав под порог пиджачок Никитичны.
– Раз, – отсчитывала Маня, а Никитична тем временем пропускала колоду карт через дверную ручку и, закрыв глаза, шептала ей одной известный заговор. – Три! – закончила Маня. – Ну, отошли теперь.
– Карты-то отошли, да я с тобой замаялась. Будет. – Никитична сунула карты в обвисший чулок и потянулась за пиджачком. – Самый сон перебила.
За окном простучали копыта, стихли. Это ушел в засаду небольшой отряд.
* * *
Кто-то позвал меня. Я подошла к окну. Это Маня, она вернулась с работы и стояла под окном с лопатой на плече, не решаясь войти в дом.
– Сробела я. Руки-ноги трясутся.
– С чего ты?
Она потерла кулаком переносицу и, собравшись с духом, выпалила: