«Первое крупное попадание в министерство пропаганды» (14 марта). «Танки в Варбурге-Гиссен» (28 марта).
Уволен Гудериан. Отстранен Гитлером шеф прессы д-р Дитрих. А
«пополудни танки у Беверунгена. Ночью танки у Герцфельда» (30 марта).
«Русские танки под Винер-Нейштадтом» (1 апреля).
«Большевики под Веной.
Англо-американцы в Тюрингской области» (5 апреля).
А в середине апреля три дня взорвутся в дневнике Бормана одной и той же фразой: «Большие бои на Одере!», «Большие бои на Одере!», «Большие бои на Одере!!»
Но пока что мощные укрепления на Одере считаются неприступными. Остается еще немногим более двух месяцев до полного крушения третьей империи. 24 февраля, в годовщину основания нацистской партии, Гитлер заявил: «25 лет тому назад я провозгласил грядущую победу движения! Сегодня, проникнутый верой в наш народ, я предсказываю конечную победу германского рейха!»
Немецкие военные эксперты уже четыре недели тому назад пришли к заключению, что «все шансы потеряны». Но предсказания фюрера укрепляются указом Гиммлера о создании особых полевых судов по борьбе с явлениями разложения. Немцам, заподозренным в недостаточно твердой вере в победу, уготована скорая, беспощадная расправа.
Сам же Гитлер помышлял в эти дни не о победе – о спасении, возлагая его на чудо, а в реальной сфере – на противоречия между союзниками. Геббельс приводит в дневнике[20] доверительно высказанную ему точку зрения фюрера:
«Наша задача сейчас должна заключаться в том, чтобы при всех обстоятельствах выстоять на ногах. Кризис в лагере противника хотя и возрастает до значительных размеров, но вопрос все же заключается в том, произойдет ли взрыв до тех пор, пока мы еще кое-как в состоянии обороняться. А это и является предпосылкой успешного завершения войны, чтобы кризис взорвал лагерь противника до того, как мы будем разбиты» (5 марта).
Но советские войска прорвали фронт в Померании, и Гитлер винит во всем генштаб, не принявший во внимание его интуитивные предвиденья. В этом он усматривает измену. И Геббельс, всегда отражающий взгляды и, настроения Гитлера (так, за неделю до нападения на Советский Союз он записал: «Наши полководцы, которые в субботу были у фюрера, подготовили все наилучшим образом»), теперь с ненавистью обрушивается в дневнике на военное руководство:
«Эти люди мне так враждебны, как только вообще могут быть враждебны люди» (28 фев.).
Фюрер считает, что, если бы он «сам не явился в Берлин и не взял бы все в свои руки, мы бы сегодня стояли, вероятно, уже на Эльбе».
«Его (фюрера) военное окружение ниже всякой критики. Он характеризует теперь Кейтеля и Йодля… что они устали и износились и в нынешнем критическом бедственном положении никаких решений крупного масштаба предложить не могут. Современной войне из полководцев соответствуют Модель и Шернер…» (28 марта).