— Мне почему-то кажется, что у тебя ничего не выйдет, — произнес Йен.
— Но почему, мой Серебряный Камень? — спросила Фрейя.
— Не знаю, — спокойно ответил юноша, изо всех сил желая, чтобы она ему поверила, — просто мне так кажется.
Кольцо запульсировало, сильно и больно сжимая палец.
— Думаю, он прав, — сказал Арни. — У этой раны такой вид… я даже не знаю… как будто она слишком серьезная, чтобы так просто излечиться. — Он вынул из упаковки стерильный тампон и промокнул рану, не обращая внимания на небольшое количество выделившегося гноя. — Тем не менее попробовать стоит, я считаю.
У Фрейи был озадаченный вид, однако она кивнула:
— Дай-ка взглянуть.
Ноги Йена коснулись теплые нежные руки. Медленно, бережно, она накрыла рану ладонью, обхватив второй рукой лодыжку с другой стороны.
Ты не сможешь ничего сделать, думал Йен. Не получится. Что-то не то, и сейчас у тебя не выйдет меня исцелить. Может, ты стареешь, может, мое тело отвергает твою помощь, может, дело в чем-то еще, но ты не в силах исцелить меня. Безнадега.
Кольцо пульсировало все чаще и чаще, быстрее и быстрее, спазмы слились в ноющую конвульсивную боль, которая прекратилась лишь тогда, когда Фрейя, покачав головой, выпустила его лодыжку и, снова покачав головой, озадаченно выпрямилась.
— Как печально… — сказала она. Снова посмотрела на лодыжку, а потому на свои руки. На правой ладони расплывалось красное пятно и темнели сгустки свернувшейся крови. Фрейя потерла рукой об руку, сначала несильно, а затем все сильнее и сильнее, пока от ладоней не повалил дым. Противно завоняло горелым.
Арни положил руку ей на плечо.
— Все хорошо, — произнес он тихо и нежно, однако вместе с тем твердо.
Фрейя сполоснула руки в бадье: в первое мгновение вода, соприкоснувшись с ее ладонями, зашипела, испаряясь. Когда Фрейя подняла глаза на Йена, она выглядела старше и печальнее.
— Мне так жаль, мой Серебряный Камень… Похоже, не на одного вашего дока Шерва действуют годы.
Теперь все пойдет без сучка и без задоринки. Все, что ему надо сделать, это вернуть разговор к самоцвету и Отпрыску. Мотивы у Йена самые правильные. Она не устоит перед силой кольца и камня — растает, как масло в жаркий летний день.
— Фрейя, я…
Богиня посмотрела на Йена и улыбнулась.
— Мой Серебряный Камень, ты же никогда не называл меня по имени, лишь в тот раз, когда понял, что я не простая жена паромщика. Оставим все как было. Так что ты хотел сказать?
Йен молчал. Не мог он, глядя в лицо Фрейе, подчинить ее давлением своей воли, усиленной кольцом и самоцветом. Фрейя ошибалась, а он прав, и если она не передумает, любящий отец будет страдать на глазах у любимого сына, — но влиять на разум Фрейи означало обойтись с другом как с предметом, вещью, которым можно управлять по своему разумению.