Когда он так же безжалостно смотрел и на нее, она не могла скрыть дрожь в голосе, ее руки тряслись, а щеки розовели. Сейчас все это играло ей на руку, так как она выдавала себя за робкую и застенчивую простушку. Хотя она очень правдоподобно играла свою роль, все это раздражало ее. Она ненавидела притворство. Если бы она не подозревала в нем убийцу своего брата, она с удовольствием была бы сама собой.
Он делал вид, что ничуть не увлечен ею. Она была уверена, что он сделал ошибку, ища компании ее матери. Ведь ее мать не могла поддержать разговор ни в одной из тех областей, которые его интересовали. Она не разбиралась ни в политике, ни в военных реформах и не имела представления о проблемах борьбы с холерой.
Как только виконт отходил от нее, Лайза обретала необходимое спокойствие и могла ему мысленно высказать все, что думала о нем. А ей очень хотелось подойти к нему и сказать, что она прекрасно знает, что он не собирается жениться на внучке мясника, что его интересует только политическая поддержка ее отца для его друга Эшера Фокса, и вообще — почему бы ему не раскрыть всей правды, а заодно не сказать — убийца ли он?
Но что это? Он подходит к ней?! Стоило ей мысленно обрушить на него чувства возмущения и негодования, и он словно интуитивно чувствовал это.
— Мисс Эллиот, несколько мгновений без вас показались мне вечностью.
Лайза уставилась в пол, теребя в руках носовой платок и в то же время с трудом подавляя возникшее вдруг желание наступить ему на ногу, как это делала уже мисс Гэмп.
— Как галантно, э… э… очень галантно с вашей стороны, милорд…
Он оглядел комнату, где группами стояли гости.
— Вот мы и одни. Ваш отец — большой стратег. Он, наверное, всех пригласит в музыкальную комнату, чтобы во всей красе продемонстрировать ваше умение?
— О, что вы, я надеюсь, что он не сделает этого.
Лайза сразу зажала рот рукой, как будто сказала что-то невпопад. Она ненавидела играть на людях. Она ненавидела, когда кто-либо обсуждал ее игру на фортепиано. Игра для нее всегда была испытанием, она боялась ошибиться, особенно на людях, когда волновалась. Но сейчас она не должна была показать своих чувств и выдать себя перед виконтом.
Он улыбнулся, глядя на нее:
— У нас есть что-то общее с вами. Я тоже ненавижу, когда меня выставляют напоказ.
— Как будто премированную корову, — вырвалось у нее, и она прикусила язык, поняв, что сказала какую-то нелепость.
Улыбнувшись, он поправил:
— Простите, но я хотел бы уточнить: как премированного быка.
Говоря это, он обшаривал ее глазами по лицу, шее, груди и бедрам. Действительно животное! Она была на грани того, чтобы ударить его. И вдруг она сказала то, чего он совершенно не ожидал услышать. В этот момент ее мать выходила из комнаты. Она всегда быстро уставала, ей было душно при большом скоплении народа, и начиналась головная боль.