Юлию Тарасовну такой поворот событий сильно встревожил – доходы валютной проститутки, при всей их значительности, не шли ни в какое сравнение с теми тратами, которые она привыкла делать, проживая под уютным крылышком мужа-бизнесмена. К хорошему привыкаешь быстро, поэтому мысль о возможном снижении уровня жизни была воспринята ею почти трагически и мгновенно пробудила в ней мирно дремавшие досель наклонности и задатки безжалостной и умной авантюристки.
Дела мужа шли все хуже и хуже, что побудило ее приступить к осуществлению плана собственного финансового выживания. Александру Алексеевичу в этом плане, увы, отводилась незавидная роль средства и жертвы.
Первый этап плана заключался в вербовке сообщника в лице секретаря мужа – Евгения Семко. Для этого было избрано хорошо известное и прекрасно ею освоенное средство – постель. Юлия Тарасовна тайно от мужа сняла на чужое имя небольшую, хорошо меблированную двухкомнатную квартирку в центре города.
Изобразить страстную любовь и заманить в это уютное гнездышко неискушенного секретаря было для артистической Юлии Тарасовны делом техники.
После недели, проведенной в любовном безумстве с очаровательной и опытной партнершей, Евгений Семко, взявший по такому случаю двухнедельный отпуск, был внезапно и безжалостно сброшен с небес на землю.
Дело шло к вечеру, когда Юлия Тарасовна, намереваясь вернуться домой к моменту прихода мужа с работы, не спеша, с чувством одевалась, сидя на краю широкой тахты, игравшей, как было отмечено, далеко не последнюю роль в ее грандиозном и хитроумном плане.
– Не хотела тебя, Женечка, огорчать, но придется, – грустно произнесла Юлия Тарасовна, аккуратно натягивая колготки.
Семко, собиравшийся уйти позже и с интересом наблюдавший за процедурой одевания лежа на тахте, от удивления поднял брови:
– Что случилось?
– А то, что скорее всего это наша последняя встреча, – еще более грустно пояснила она.
– Но почему?! – Его удивление было безграничным.
– Ты забываешь, что у меня есть муж.
– Но до сих пор, как мне кажется, это ничему не мешало.
– Да, страсть ослепила меня, – взволнованно произнесла Юлия Тарасовна фразу из какой-то сыгранной в годы студенческой юности пьесы, – но это не может продолжаться бесконечно.
Мысль о том, что я одновременно принадлежу двум мужчинам, глубоко ранит мою душу.
Разумеется, Юлии Тарасовне приходилось принадлежать и гораздо большему количеству мужчин, причем тоже одновременно, и душу ей это ничуть не ранило. Впрочем, правду о своем прошлом она от Семко благоразумно скрыла, а Александру Алексеевичу распространяться об этом перед своим секретарем и подавно не было абсолютно никаких оснований. Поэтому неудивительно, что огорченный любовник принял ее терзания за чистую монету.