В октябре 1810 года под знамя Гидальго собралась почти стотысячная армия, хотя и плохо одетая и слабо вооруженная, зато сильная духом. Эта армия, состоявшая почти исключительно из туземных индейцев, бурным потоком залила всю страну и привела в ужас и трепет всех гачупиносов.
Событие это вызвало недоумение и смятение даже в среде креолов, происходивших от испанцев и поэтому связанных с ними узами крови и племенной солидарности. Часть креолов считала своим священным долгом принять сторону правительства против инсургентов, между тем как другая часть была проникнута более благородной идеей избавления страны от иноземного ига.
Собственно говоря, такое деление существовало лишь среди представителей высших и самостоятельных классов креольского населения. В массе же, независимо от цвета кожи, проявлялось полное единодушие: все страстно желали избавления от испанского владычества. Вполне солидарны с ними были и чистокровные индейцы, еще более порабощенные, чем белокожие и метисы. Некоторые из индейцев даже предавались праздной мечте о возможном, по их мнению, восстановлении прежнего блеска ацтекской расы; и это было для них лишним побуждением к героической борьбе с поработителями-испанцами.
Глава II. СТУДЕНТ И ОФИЦЕР
В одно октябрьское утро по широкой равнине, простирающейся от границ провинции Вера-Крус до Оахаки, пробирался одинокий всадник. В стране царила смута; на каждом шагу можно было ожидать неприятной встречи с политическим противником или с одной из тех разбойничьих шаек, которые шныряли повсюду и грабили кого попало, не разбирая партий. Несмотря на это, всадник не имел при себе никакого оружия, кроме старой иззубренной и сильно изогнутой сабли, до такой степени проржавленной, что при первой же попытке нанести удар она должна была изломаться в куски. Не лучше была и его старая лошадь, очевидно, судя по многочисленным рубцам, покрывавшим ее худые бока, некогда служившая какому-нибудь пикадору, а теперь способная разве лишь на то, чтобы мирно, в полном покое, доживать свои последние дни в стойле.
Самому всаднику было на вид лет около двадцати трех. Небольшого роста, стройный, в меру худощавый, с приятным лицом, красиво очерченным ртом и живыми умными глазами, он производил хорошее впечатление. Бледность щек, беспокойный взгляд и облако грусти на его лице говорили о том, что он чем-то сильно огорчен и встревожен. Одет он был в белый камзол из толстой бумажной ткани и в плисовые панталоны оливкового цвета. На голове у него была широкополая шляпа, сплетенная из пальмовых волокон, а ноги были обуты в короткие сапоги из козлиной кожи, отделанной под кордовскую. Все эти предметы хотя и были уж довольно поношены, но находились в полном порядке, а фасон их свидетельствовал, что их владелец принадлежит к высшему сословию.