— Хорошо, я ее тебе даже отварю, — сказал он.
— Это все равно будет трудно. Тогда нам понадобится нож.
— Нож? Зачем нож?
— У нас нет ножей. Нам ведь придется разрезать. Повар мне…
— Ладно, ладно, — прервал его нетерпеливо Ветке. — Значит, еще и нож.
«Кальсоны должны быть голубые. Или лиловые. Лучше бы лиловые. Около склада есть магазин, там это можно найти. Специально выделенный дежурный пошлет его туда. А коронку можно продать живущему рядом дантисту», — просчитывал он в уме.
— Стало быть, еще и нож. Ну, этого достаточно. — Лебенталь понял, что сейчас ему больше уже не выбить.
— Ну и, разумеется, хлеб, — проговорил он. — Это уж обязательно. Значит, когда?
— Завтра вечером. Как стемнеет. За сортиром. Принеси коронку.
— Терьер молодой?
— Откуда я знаю? Ты что, с ума сошел? Так, средний. Да какая разница?
— Если старый, придется долго варить.
У Бетке был такой вид, словно он хотел вцепиться Лебенталю в лицо.
— Что-нибудь еще? — спросил он тихо. — Брусничного соку? Икры?
— Хлеба!
— Кто говорил о хлебе?
— Повар.
— Заткни глотку! Посмотрим.
Вдруг Бетке заторопился. Он хотел соблазнить Людвига кальсонами. Что ж, пусть повар подкармливает его. Но если у Бетке в запасе будут кальсоны, это уже совсем другое дело. Людвиг был тщеславным. Нож можно стащить. Хлеб — это тоже было не так уж сложно. А вот терьер был всего лишь таксой.
— Значит, завтра вечером, — сказал Бетке. — Жди за сортиром.
Лебенталь ушел. Он все еще не мог поверить в свалившееся на него счастье. «Это — заяц», — скажет он в бараке. Вовсе не потому, что это была собака, такое никого не смущало — встречались люди, которые пробовали есть даже трупы, а потому, что кое-кому из спортивного интереса доставляло радость все преувеличивать. Кроме того, Ломан был ему очень симпатичен. Поэтому его коронку надо было обязательно выменять на что-нибудь чрезвычайное. Нож без труда можно будет продать в лагере. Значит, появятся новые деньги что-нибудь купить.
Сделка состоялась. Вечер выдался мглистый. Белый туман окутал лагерь. Лебенталь крался сквозь темноту в барак, пряча под курткой собачину и хлеб.
Неподалеку от барака он увидел тень, которая покачиваясь двигалась по улице. Лебенталь сразу отметил для себя, что это не был обычный заключенный. Те ходили совсем по-другому. Мгновение спустя он узнал старосту двадцать второго блока. Хандке шагал словно по палубе корабля. Лебенталь сразу понял, в чем тут дело. У Хандке был запой. Ему, видимо, удалось где-то раздобыть спиртного. В этот момент уже едва ли можно было незаметно прошмыгнуть мимо него, спрятать в бараке собачину и предупредить других. Поэтому Лебенталь беззвучно прижался к задней стенке барака и затаился в тени.