— Вот подлец, — сказал Фельдман. — Комедию ломает чисто актер! Помните, как он возмущался, что у меня отпуск, а я все время сплю!
— Ведь он проиграл, — вдруг заметил Руммель, который до сих пор безучастно сидел за столом. — Головастик очень много проиграл. Двадцать три марки! Это не пустяк! Мне следовало вернуть ему деньги.
— Еще не поздно. Они еще не ушли.
— Что?
— Вон он стоит внизу. Сойди да отдай, если свербит.
Руммель встал и вышел.
— Еще один сумасшедший! — сказал Фельдман. — На что Головастику деньги на передовой?
— Он может их еще раз проиграть.
Гребер подошел к окну и посмотрел во двор. Там собирались отъезжающие на фронт.
— Одни ребята и старики, — заметил Рейтер. — После Сталинграда всех берут.
— Да.
— Колонна построилась.
— Что это с Руммелем? — удивленно спросил Фельдман. — Он впервые заговорил.
— Он заговорил, когда ты еще спал.
Фельдман в одной рубашке подошел к окну.
— Вон стоит Головастик, — сказал он. — Теперь на собственной шкуре убедится, что совсем не одно и то же — спать здесь и видеть во сне передовую, или быть на передовой и видеть во сне родные места!
— И мы скоро на своей шкуре убедимся, — вставил Рейтер. — Мой капитан из санчасти обещал в следующий раз признать меня годным. Этот храбрец считает, что ноги нужны только трусам, истинный немец может сражаться и сидя.
Со двора донеслась команда. Колонна выступила. Гребер видел все, словно в уменьшительное стекло. Солдаты казались живыми куклами с игрушечными автоматами; они постепенно удалялись.
— Бедняга Головастик, — сказал Рейтер. — Ведь бесился-то он не из-за меня, а из-за своей жены. Боится, что, как только он уедет, она снова будет ему изменять. И он злится, что она получает пособие за мужа и на это пособие, может быть, кутит со своим любовником.
— Пособие за мужа? Разве такая штука существует? — спросил Гребер.
— Да ты с неба свалился, что ли? — Фельдман покачал головой. — Жена солдата получает каждый месяц двести монет. Это хорошие денежки. Ради них многие женились. Зачем дарить эти деньги государству?
Рейтер отвернулся от окна.
— Тут был твой друг Биндинг и спрашивал тебя, — обратился он к Греберу.
— А что ему нужно? Он что-нибудь сказал?
— Он устраивает у себя вечеринку и хочет, чтобы ты тоже был.
— Больше ничего?
— Больше ничего.
Вернулся Руммель.
— Ну что, успел захватить Головастика? — спросил Фельдман.
Руммель кивнул. Лицо у него было взволнованное.
— У него хоть жена есть, — вдруг прорычал он. — А вот возвращаться на передовую, когда у человека уже ничего на свете не осталось!
Он резко отвернулся и бросился на свою койку. Все сделали вид, будто ничего не слышали.