— Гвардия? Откуда?
— Мне не ведомо. Передо мной не отчитывались. Может, гвардия, а может, и не гвардия, а так, погулять вышли.
— Да нет, гвардия. — Живолом не на шутку встревожился. — Откуда здесь? До Трегетройма суток пять пути… Командира не запомнил? Не лысый?
— Чего? Кто лысый?
— Командовал отрядом кто? Здоровый лоб такой с башкой бритой?
— Да нет. Обычный мужичонка. Мелкий, седенький. Моих годков, пожалуй.
— Мелкий, седенький?
— Ага. Усишки невеликие. А, еще! В седле — что на шкворень посаженный сидит, не шелохнется.
— Шрам есть?
— У кого?
— Слушай, Тарк-кузнец, хорош дурня из себя корчить. Не похож ты на дурня. У мужичонки седенького с усишками невеликими шрам есть?
Кузнец немного подумал.
— Был. На щеке. Вроде как от ожога. Старый.
— Лабон! — звучно ляснул кулаком о ладонь разбойник.
— Чего?
— Нет, ничего…
— Знакомца старого встретил?
— Еще не встретил. Но встречу, будь уверен. Соскучился я за ним.
— Так тебе коня ковать или уже не надо? К знакомцу на некованом помчишь?
— А? Нет, ты заканчивай работу-то, — бросил через плечо Живолом и быстрым шагом направился к трактиру, где давно скопилась вся шайка.
Северная граница Трегетрена, брод через реку, яблочник, день двадцатый, ближе к полудню
От реки тянуло сыростью и тиной.
Лабон спрыгнул с нижней ветки на усыпанный прошлогодней листвой дерн.
— Что ж они не торопятся к нам-то?
Поправил перевязь и уставился на Бургаса, удравшего из Щучьего Плеса, едва прослышал о приближении разбойников, управляющего.
— А я почем знаю? — Тот засопел пупырчатым носом, гриб-строчок. — Грабят, должно быть.
— Хе! Грабят! Да они там скоро хоровод водить начнут, даром столб беллен-тейдовский не разукрашенный стоит. Ты бы слазил и поглядел…
Управляющий открыл было рот, чтобы привычно возразить, но Лабон уже махнул рукой:
— А, куда тебе, сухорукому. Всё равно не влезешь. Меня слушай. Они там с утра вроде как торг затеяли. Не грабят, понимаешь. Первый раз таких лесных молодцев вижу. Им людишки сами харч тащат. Коней перековывают.
— Да ну?
— Баранки гну! Соображаешь, к чему веду?
— Соображаю! Сухорукий-то сухорукий, а всё ж не баран!
— И к чему же?
— А что предупредили их давно. О засаде нашей. И отряд твой расписали, как на картинке, — что да как. Не дождемся мы тут никого. Не на ту добычу ты, полусотенник, капкан снарядил.
Лабон глянул на уставших торчать наготове с самого утра пехотинцев, на невозмутимых, готовых в огонь и в воду за своего командира петельщиков, на растрепанных и как-то не по-военному выглядевших помощников управляющего. Проговорил неуверенно:
— Другой дорогой уходить будут — в спину ударим. Догоним.