Надпись в глазах Ястребова стала медленно меняться.
Тут Татьяна Степановна ко мне с вопросом обращается: "Лариска, с утра хожу, как дура, не могу вспомнить, как "Илиада" Гомера начинается?"
Я, печатая: "Гнев, о, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…" Гекзаметром, в общем, ответила. А чтоб Ястребов не спросил вторую строчку, о которой я, естественно, понятия не имела, уже подоспела Анна: "Ларис, считать лень, сколько будет 1250 умножить на 1348?" Я, без запинки: 1685048.
Ястребов остолбенел, схватил ручку, бумагу (калькуляторов в то время еще не было) и стал умножать. Все сошлось. Он закричал как сумасшедший: "Что ты тут делаешь? Ты же уникум!"
И тут мы хором как грянули: "А у нас тут все такие!"
Ястребов побледнел, осел на стул. Отзывчивая Любка накапала ему валокордина. Он пришел в себя, забрал работу и ушел. Наверно, так до конца ничего и не понял.
Сейчас, по телевизору, молодой еще академик, он выступал перед аудиторией, а в глазах была знакомая надпись: "Все вы дураки и серые тупицы".
А я смеялась и вспоминала, как мы потом пили все вместе Рислинг, и я предложила тост - за Любку, которая так хорошо молчала в трубке, когда я лопотала по-японски, за Татьяну Степанну, и за Анну, и за Нинку, чтоб она больше никогда не плакала. А девчонки, наоборот, предложили выпить за меня, что я так здорово все это придумала.
Кстати, а как все-таки начинается "Илиада"?