Очаг на башне (Рыбаков) - страница 4

Ася лежала на животе, спрятав лицо в ладонях. Она будто не слышала, как Симагин подошел, но что-то в ней изменилось неуловимо – она лежала уже не для себя, а для него. Он лег рядом и обнял ее своей длинной, бледной рукой. Удивительно, какой она оказывалась тоненькой, если обнять. На спине ее кожа была горячей и задорной, а на груди – прохладной и нежной до беззащитности. Ася глубоко вздохнула и чуть приподнялась на локтях, чтобы

Симагину было удобнее. Прямо под его ладонью билось и звенело ее сердце.

– Наигрался? – тихо спросила Ася.

– Да.

– Теперь хочешь со мной поиграть?

– Хочу.

Она подняла лицо. Губы ее подрагивали.

– Я тоже хочу, – и вдруг погасла: – Смотри, идут. Разобними меня, пожалуйста, – виновато попросила она.

С аллеи на поляну свернули, глазея на Симагина и Асю, трое пожилых мужчин в строгих темных костюмах, быстро посовещались о чем-то и устремились в лес. От канавы доносилось бормотание Антона. Когда он повышал голос, становилось понятно, что он творит разнос снабженцам за поставки некондиционных стройматериалов. "Партия доверила нам великое дело – дать людям тепло и свет!" – гремел он. Точь-в-точь, как вчера в программе "Время".

– Хочешь бутерброд? – спросила Ася.

– Тебя хочу, – тихо ответил Симагин.

У нее опять дрогнули губы. Она взяла его ладони и с силой прижала одну к груди, другую – к утлому треугольничку купальника на животе. У Симагина перехватило дыхание.

– Вот я, – сказала Ася.

В ее голосе светилась та нежность, которой он сначала даже не подозревал в ней – опаленной, скорченной, и которая потом так потрясла его и приворожила навсегда.

– Ты чудо. Я тебя люблю, как сумасшедшая.

На поляну из кустов вылетел Антошка, вопя:

– Она утекает!

Симагин вскочил.

– Не уберег! – воскликнул он трагически. – Эх, товарищи!

Когда Симагин с лету спрыгнул в канаву, на месте оставался лишь один боковой пласт. Остальные раскрепощенная стихия захлестывала и перекатывала там, где только что сохло обнаженное дно. Антошка глядел обиженно, глаза его стали быстро намокать.

– Да, – сказал Симагин, как бы этого не замечая. – На сей раз природа оказалась сильнее. Прощай, плотина. Ты честно служила людям. Салют, товарищи! – и он изобразил несколько орудийных залпов.

Антошка утешился, стал подносить заряды и глядеть в небо, восхищаясь россыпями фейерверка, а потом они вернулись к Асе, слопали по бутерброду и запили холодным чаем.

Симагин лег на спину и закрыл глаза, подставив лицо текущему с неба густому, горячему меду солнца. Под веками было тепло и ало. Возникло странное ощущение, будто жар мягко, но неодолимо припечатал его к земле. Тело отяжелело, отделилось от сознания, и Симагин задремал.